Тускло тлевший огонек сигары окутывал слабым подобием тепла пальцы мужчины. Энрас стоял у распахнутого окна своего нового особняка и курил. За его спиной мягко перекатывался, обнимая бархатными лапами точеную фигуру физика, густой книжный сумрак, величественно струившийся между высоких библиотечных стеллажей. Он тяжелыми волнами подкатывался к ногам стоявшего у окна ученого, шелковыми чернильными лентами вплетаясь в свободные складки небрежно наброшенного дорожного плаща и незаметно взбираясь на широкие, устало опущенные плечи Энраса – издалека могло показаться, что физик, точно неуспокоенное привидение, парит в воздухе, постепенно растворяясь в вековом сумраке древнего дома.
Что-то мягкое и очень теплое коснулось ноги мужчины – он вздрогнул и опустил глаза. Из полумрака на него роскошью живого золота вспыхнули мистические глаза Артура – единственного существа, приближение которого ученый, несмотря на по-звериному обостренные чувства, уловить не мог.  Как, в прочем, не мог уберечь свою лабораторию от постоянных налетов любопытного кота, неизвестным образом умудрявшегося просочиться в наглухо закрытый подвал, толстые стены которого оберегали лабораторию от пагубного влияния внешнего мира, а внешний мир – от тех безумных разрушений, что творил воодушевленный физик за тяжелыми металлическими дверьми подземелья. Артур, очевидно, перенявший страсть к экспериментам у хозяина, необъяснимым образом умудрялся беспрепятственно проникать сквозь любые, даже самые надежные двери и возвращался из лаборатории перемазанный реактивами, изредка дымящийся, но иррационально счастливый. И, надо сказать, отмывание от химикатов яростно сопротивляющегося и неприлично ругающегося на своем дивном кошачьем языке зверя – занятие не из благодарных.
Гибкое хлесткое тело маленького хищника неожиданно сжалось, уподобившись отлитому из стали изваянию – и, в тот же миг распластавшись по воздуху, кот грациозно взлетел на стол, не отрывая светящихся во мраке глаз от хозяина. Мужчина задумчиво протянул руку к Артуру, погружая пальцы в мягкий серый мех – янтарное сияние слегка померкло – кот зажмурился, утробно заурчав от удовольствия.
-Ну что, серый, нравится новый дом?- в шутку обратился к коту Энрас, ласково теребя шелковую шерсть.
Мистический огонь кошачьих глаз вновь оттенил благородный полумрак библиотеки – животное воззрилось на своего хозяина, как на полнейшего идиота – справедливости ради, физику еще ни разу не случалось видеть, чтобы кот смотрел иначе на кого-либо из двуногих – и, демонстративно развернувшись, величественно выплыло из комнаты. Энрас улыбнулся уголком губ, проводив взглядом изогнутый знаком доллара пушистый хвост – с такими запросами высокомерный кот вряд ли бы насытился даже роскошью Версаля – и вновь повернулся к окну.
Париж лежал под его ногами – роскошный и порочный, город поэтов и убийц, вампиров и оборотней… Ученый вновь поднес сигару к губам. На своем веку ему случалось встречаться с представителями обоих враждующих кланов, и встречи эти, несмотря на то, что физик никогда не унижался до предрассудков, не всегда оканчивались мирным образом. А сейчас капризная судьба забросила его в Париж – удивительный город, где обе эти расы смешались, скрываясь в узких переходах плохо освещенных улиц, где горчивший аромат мускуса волчьей шерсти смешивался с тонким ароматом духов дам, столь же прекрасных, сколь и безжалостных, выхоленные руки скрывали  стальную мощь звериных когтей, а насмешливые, гордые губы – не знавшие пощады клыки. По тонким губам физика неожиданно пробежала озорная, почти мальчишеская улыбка – неугомонная натура подстегивала и искушала его, суля незабываемые, головокружительные авантюры – и лишь усилием воли он сдержал свой отчаянный порыв, прекрасно понимая его причины. Последние несколько десятилетий, Энрас, закаленный палящим восточным солнцем, прошедший не одну войну, как на море, так и на суше, вел относительно спокойную жизнь, занимаясь исключительно наукой, что, тем не менее, не могло удовлетворить его пылкую натуру исследователя и путешественника.
Энрас тряхнул иссиня-черными волосами – и чарующая атмосфера Парижа спала с него, как наркотический дурман, не оставив и тени сожаления. Город ждал и звал мужчину, утопая в огнях. Ученый машинально проверил замаскированный револьвер на поясе – последний десяток лет он с ним не расставался, иногда ему даже казалось, что привычная тяжесть у бедра – продолжение его собственного тела. Физик бросил рассеянный взгляд на саблю, игравшую благородным узором дамаска на темном бархате пьедестала посреди библиотеки. Его рука машинально легла на позолоченную рукоять, спустилась вдоль лезвия, оценивая оружие, точно произведение искусства - прохладная лента стали приятно заструилась под пальцами – удивительный подарок доживавшего свой век, некогда могущественного султана, уже пятое столетие безропотно следовал за гонимым судьбою каторжником и бывшим рабом. Спустя три десятилетия после той памятной ночи в пустыне у Энраса все же хватило духу, на свой страх и риск, тайком пробраться в Мекнес – и он, уже тогда один из самых знаменитых корсаров Средиземноморья, за голову которого была назначена немалая цена, глухой ночью проник в султанский дворец, ведомый какой-то странной уверенностью и осознанием необходимости этой встречи. Старец возлежал на широком, покрытом шелками ложе, втягивая приторный дым кальяна. Энрас и не предполагал, что султан, свыше трех десятилетий назад распорядившийся направить ту роковую экспедицию в пустыню, узнает в загрубевшем, обточенном соленым морским ветром и бурями разбойнике бывшего юношу-раба…

Что-то холодное коснулось руки ученого, возвращая из садов Мекнес в таинственную прохладу вечернего Парижа – Глэдос, неслышно приблизилась к хозяину, утыкаясь носом в его ладонь. Мужчина с величайшей осторожностью положил оружие обратно на его ложе – не стоило тревожить величественный сон благородного клинка раньше времени, и, отвернувшись к окну, вновь обвел задумчивым взглядом идеально ухоженный двор. Судя по отсутствию коня и кота, эти двое развлекались локальным членовредительством где-то в глубине сада, а Артур, быть может, и вовсе ушел разгуливать по вечерним улицам, сея панику среди дворовых собак. Где-то вдалеке, играя тяжелыми волнами цвета ртути в неверном свете тусклых городских фонарей, неторопливо струилась Сена, уже который век скрывавшая следы немыслимых по жестокости и гениальности преступлений, отравлявших чарующий воздух Парижа. Энрас не сдержал улыбки, вспомнив, что когда-то и он сам, в далекие времена правления Короля-Солнце попав в ядовитую паутину дворцовых интриг, чуть не отправился с перерезанным горлом в путешествие по этим безмолвным водам.
Собака стояла рядом, прислонив большую умную голову к руке хозяина – а он неожиданно рассмеялся. В глазах ученого заплясали какие-то необычайные дьявольские огоньки, губы тронула лукавая улыбка – в прошлый раз Париж бросил ему вызов – сейчас же физик не собирался сдаваться, одержимый желанием сорвать с легкомысленного города непроницаемое покрывало его тайн, так же, как нетерпеливое утреннее солнце срывало с него неверную пелену речного тумана.  Глэдос с тревогой смотрела на хозяина – она уже научилась узнавать те бесовские искорки, разжигавшие неограненный аметист чуть насмешливых глаз ученого – очевидно, стены подземной лаборатории в скором времени вновь будут сотрясаться от взрывов, вселяя ужас в жителей близлежащих домов.

Энрас усмехнулся. Впереди его ждала старая добрая Сорбонна, новые студенты и – о великое счастье – возможность углубиться в науку в это относительно спокойное время… «спокойное»? Упрямое предчувствие нашептывало физику, что Париж, с его пестрым, чуть острым коктейлем из самых удивительных порождений  природы, еще подкинет ему пару-сотню увлекательнейших головоломок для исследований… Потушив сигару, он на прощание потрепал Глэдос по голове и… вышел в окно.

Кабаре «Le Lapin Agile»

Отредактировано Enras Mort (2011-08-18 17:23:13)

Бар "Проворный кролик" ===>

Поездка проходила как во сне. Лоранс словно видела всё со стороны, не принимая участия в происходящем внутри экипажа. Привалившийся к ней мужчина намертво вцепился руками в подол её платья. Его голова покоилась на её коленях. Она бессознательно, повинуясь какому-то внутреннему порыву, гладила белоснежные волосы, перебирая пальцами мокрые от пота и крови пряди, не замечая, как её собственные руки окрашиваются кровавыми разводами. С губ девушки слетали какие-то слова, наверное, это были слова утешения, призванные облегчить страдания незнакомца. Но сама Лоранс не смогла бы вспомнить, что именно она говорила сейчас. Она с какой-то отрешённостью наблюдала за действиями второго мужчины - как тот ловко действовал, умело перевязывая раны подручными средствами. Она слышала обращённые к ней слова, видела взгляд, горящий фиалковым светом, наполненный желанием сделать всё возможное для своего друга. Странным образом эти двое решили, что она может помочь умирающему – один, вцепившись в неё мёртвой хваткой, словно она была последней спасительной нитью, связывающей его с этим миром, второй – цеплялся взглядом и словами, призывая не оставлять их сейчас.
Экипаж, накренившись, остановился. Лоранс молча наблюдала, как брюнет без усилий поднял блондина, буквально взвалив его на себя и, не смотря на тяжёлую ношу, легко соскочил с подножки кареты, тут же повернувшись и предложив ей свободную руку. Вдова Дюбуа, повинуясь призыву, двинулась к выходу, но, стоя уже на подножке, вдруг задержалась.
Облака, толкаясь, расходились в стороны, освобождая бездонные пропасти неба. В самом конце длинного облачного коридора глаз цеплялся за призрачный проблеск: тонкая бледно-жёлтая полоса расширялась и очень скоро сквозь тёмную массу облаков на востоке прорвётся первый солнечный луч. Медленно, с усилием, как раскрывается тяжёлая дверь, взойдёт на небо заря, оттесняя тьму и заливая всё вокруг нежным утренним солнечным светом, пробуждая всё вокруг, возвращая чувство пространства и разум, потерявшиеся в ночи…
Её дом был совсем недалеко от этого места, оставалось всего лишь доехать до конца улицы. Как было бы замечательно сейчас упасть в свою постель и уснуть крепким сном, не отягощённым сновидениями. Впечатлений от прошедшего вечера и ночи было уже предостаточно, потерявшему ощущение реальности рассудку девушки требовался отдых. Но…
Лоранс начала приходить к пониманию, что теперь её судьба самостоятельно всё решает за неё, направляет её жизнь в чётко определённое русло, не предлагая возможных вариантов развития событий. Все обстоятельства складываются так, что ей остаётся лишь повиноваться.
Она с тоской посмотрела в направлении родного дома, стараясь разглядеть в подернутой дымкой зоне меж ночью и утром знакомые с детства очертания. Затем снова перевела взгляд на учтиво протянутую ей руку. Несмотря на то, что рука помощи была по локоть в крови, девушка решительно оперлась на неё, выходя из кареты.
Зеркальная поверхность мокрого тротуара под ногами и воздух, плотный от влаги, навевали мысли о предрассветной прохладе, которую девушка не чувствовала, но инстинктивно передёрнула плечами и плотнее запахнула накидку.
В сопровождении дворецкого с фонарём в руке странная троица, казавшаяся призрачной и неуместной на улицах Парижа в своей потрёпанной и окровавленной одежде, проследовала к старинному особняку, который совсем не казался гостеприимным, взирая на пришедших тёмными мрачными окнами.

Впереди шёл дворецкий, освещая и указывая путь, за ним - хрупкая девушка, казавшаяся совсем миниатюрной в сравнении с замыкающими процессию мужчинами, которые были одного роста, похожего атлетического телосложения и вполне сошли бы за братьев, если бы один из них не был блондином, а второй брюнетом.
Они проследовали к дому через двор в полном молчании, которое изредка нарушали лишь сдавленные стоны раненого, казавшиеся совершенно невыносимыми в этот час. В сгустившейся тишине чувствовалась некая окончательность, словно захлопнулась за спиной дверь склепа. В этом жутком  безмолвии они добрались до входа в старинный особняк, затем через холл до монументальной мраморной лестницы, и далее, на второй этаж.
Когда Лоранс оказалась в длинном коридоре второго этажа, она была крайне удивлена: её глазам предстали невиданные диковинные вещи, украшающие стены. Здесь было очень много самого разнообразного оружия, шкур животных, странных картин, географических карт и старинных гравюр. Разнообразие этих предметов говорило о том, что привезены они из разных частей света, и многие - из очень отдалённых. Больше всего её поразили многочисленные маски, которые взирали со стен тёмными провалами глазниц, и от этого пустого взгляда становилось жутко и неуютно.
Все эти вещи давали определённое представление о хозяине дома – путешественнике и коллекционере с необычным вкусом: ему нравились странные вещи, предназначение многих из которых было даже неизвестно девушке.
Чтобы рассмотреть всю коллекцию в подробностях, потребовалось бы немало времени, а Лоранс и так уже отстала от своих спутников, удаляющихся по коридору. Поэтому она, умерив своё любопытство, поспешила за ними.
Путешествие по дому на этот момент закончилось в кабинете, также поражающем воображение своей странностью. Кроме обычных для подобного места многочисленных книг и бумаг, здесь были вещи, немного похожие на те, что девушка видела ранее в кабинете своего мужа. Колбы и пробирки, инструменты, похожие на медицинские, непонятные механизмы и множество других самых разных предметов, в том числе очень странный, похожий на огромную подзорную трубу, аппарат.
Пока Лоранс рассматривала комнату, раненого опустили в кресло. Хозяин дома незамедлительно приступил к осмотру раны, освободив её от повязок, насквозь пропитанных кровью. Девушка отвернулась в сторону. Не потому, что ей было тяжело выносить вид этого ужасного повреждения, скорее пугало то нехорошее чувство, которое охватывало её теперь при виде крови - она боялась своей непредсказуемой реакции. Она прошла поближе к камину, чтобы согреться и спастись от преследующего запаха, оставляющего медный привкус на языке.
Жаркий огонь и уютное потрескивание поленьев после долгого зябкого пребывания на улице показались Лоранс верхом блаженства. Ноги утопали в шкуре с густым чёрным мехом; хотелось опуститься, лечь прямо на неё и уснуть.
В комнате вновь появился дворецкий. Он принёс вино, вазу с фруктами и сладостями, и воду для умывания. Лоранс уже согрелась в тёплом помещении; она сняла свою накидку и отдала дворецкому. Осталось вымыть руки, и она с удовольствием бы утолила жажду.
Хозяин дома, словно только что вспомнив о её присутствии, появился рядом и, наконец, представился. Мадам Дюбуа удивлённо приподняла бровь при слове «профессор». Она очень внимательно посмотрела снизу вверх на своего нового знакомого. Очень высокого и могучего вблизи. Привлекательные черты лица, короткие, слегка волнистые чёрные волосы и очень необычный взгляд фиолетовых глаз – спокойный и одновременно взбалмошный. С близкого расстояния был заметен тонкий шрам, проходящий через бровь и щеку. Простая, удобная одежда тёмных оттенков, но при этом не лишена элегантности.

- Очень приятно, месье Морт. Меня зовут Лоранс Дюбуа. Вдова доктора Дюбуа. Я несколько лет была замужем за доктором и прекрасно понимаю, что раны, какими бы страшными они не были, к сожалению, имеют место быть в жизни человека. Именно поэтому я не падаю в обморок при виде крови, если Вас это удивляет. – Она сдержанно улыбнулась. – Но должна признаться, что в моём теперешнем состоянии вся эта кровь способна свести меня с ума…

Лоранс со смешанным чувством посмотрела на свои руки, перепачканные кровью.

- Вы не могли бы мне оказать услугу? - попросила она, указывая на кувшин с водой. – Позвольте узнать, как Вы собираетесь помочь ему, будете сами делать операцию?

Прозрачные струи воды приятно обволакивали руки девушки и, приобретая мутно-розовый окрас, стекали в чашу. Хозяин дома передал ей полотенце, отвечая на вопрос о своих планах относительно блондина, который упорно цеплялся за жизнь, несмотря на чудовищную рану. Бледное лицо мужчины время от времени искажалось гримасами от невыносимой боли. Не было понятно, находится ли он в сознании и понимает ли, что с ним происходит. Лоранс сочувственно вздохнула, глядя на несчастного. Она хотела бы как-то помочь ему, но это было совершенно не в её силах, а профессор, напротив, знал, что надо делать.
Неожиданно и бесшумно появилась большая чёрная собака. Она величественно прошествовала по комнате, не обращая особого внимания на девушку, а вот сидящий в кресле мужчина, практически не подающий признаков жизни, заметно заинтересовал животное, хотя оно и не могло позволить себе ничего более, как принюхаться издалека и тут же сесть подле хозяина. Следом в комнате появился ещё один зверь – серый кот, радостно подскочивший к хозяйскому сапогу, без какого-либо интереса по отношению к другим присутствующим в комнате. Несмотря на любовь к животным, крупных собак Лоранс всё же опасалась, поэтому заверение месье Морта, что эта огромная догиня её не тронет, немного успокоило.
Затем профессор откупорил бутылку, наполнил вином фужер для гостьи, и, извинившись, что придётся оставить её в одиночестве, направился к стене с книжными полками. Девушка не сразу поняла, куда это он идёт, но в следующее мгновение, после нажатия какого-то скрытого механизма, стена отъехала в сторону, открывая проход. Мужчина вновь взвалил на себя нелёгкую ношу в виде блондина и незамедлительно скрылся в тайном коридоре, после чего стена встала на место, как будто ничего и не было.
Лоранс озадаченно смотрела на стеллажи с книжными полками, сжимая в руке тонкую ножку бокала. Неожиданно в её голове возникла странная мысль: а что, если она, так наивно доверившись незнакомцу, оказалась в доме кровавого маньяка, который привёз сюда бесчувственного человека и теперь отправился в страшное подземелье мучить свою жертву, оставив её под присмотром собаки, чтобы позже заняться и ей? От этой страшной мысли по спине пробежал холодок. Она нервно отпила вина из бокала, не чувствуя его вкуса, и тут же, словно опомнившись, поставила фужер на столик, вытирая губы тыльной стороной ладони.

Вдруг он подсыпал что-то в вино…

Она понимала, что мысль эта абсолютно глупая, но страшные предположения засели в подсознании навязчивой идеей.
Тем временем собака, обнюхав подол её платья и, видимо, оставшись довольна этим коротким знакомством с девушкой, улеглась на шкуре у камина, положив голову на длинные лапы и прикрыв глаза, но остро торчащие уши говорили, что зверь начеку, и гостье не стоит делать резких движений.
Прошло несколько минут. Никакого побочного воздействия от вина не ощущалось, мрачные подозрения постепенно отступили. Лоранс выпила ещё вина и съела какой-то экзотический фрукт. Серый кот уютно устроился рядом с ней на диване. Девушка машинально гладила его по шелковистой шерсти. Размеренное урчание кота успокаивало и расслабляло. Уже наступил рассвет, но бессонная ночь взяла своё – девушка не заметила, как, склонив голову на диванную подушку, она крепко уснула.

Бывают люди тупые. Банально, безнадежно и самозабвенно. В основном от этого страдают лишь они сами, но в силу своей безграничной тупости не могут этого осознать. Бывают люди тупые, но добрые. Очень добрые. Тогда за их тупость страдают те, кто, благодаря опять же личной тупости или элементарной неосведомленности, имел несчастье им довериться. А бывают люди тупые и злобные. И, как вы думаете, в какую категорию Энрас моментально зачислил очнувшегося медведя, когда огромная лапа сдавила его горло?
«Нервный пациент попался»- рассеяно подумал физик, без особого труда перехватывая конвульсивно дернувшуюся конечность дебошира за запястье и отрывая от своего горла: зверюга оказался живучей, чем он думал. Лапа бедолаги хрустнула так, что Энрас всерьез испугался за его кости. Парень зарычал, взвыл от боли и, кажется, собирался что-то высказать в адрес физика – однако тот даже не затруднил себя надобностью вникать в слова пациента.
В таком положении они достигли достаточно просторного, судя по отзвукам шагов, помещения, полностью погруженного во мрак. Пахло лекарствами и медицинским спиртом. Свет в зале предусмотрительно включался хорошим пинком по панели – холодные огни пробежали по заточенным лезвиям скальпелей и медицинским инструментам, отразившись бликами в металле. Это было, пожалуй, единственное место в доме, которого не коснулся дух научного разгильдяйства физика: приборы и лекарства были четко расставлены по своим местам в порядке значимости, мертвенные огни электрических ламп тускло горели, отражаясь матовыми пятнами на отполированных дверцах металлических шкафов.
Злобно пыхтевший пациент был незамедлительно усажен на высокий металлический операционный стол с прорезями для кровостока, а Энрас, ухмыльнувшись, отошел, занимаясь приготовлениями к операции. Разумеется, никакой особой благодарности от этой кровожадной скотины физик не ожидал, и, говоря по правде, она ему была ни к чему. Он просто в очередной раз выполнял свой долг: долг человека, ученого и врача.
- У тебя кишки в клочья, - спокойно бросил Энрас через плечо: он был уверен, что парень от этой информации не впадет в неконтролируемую панику. - Я тебя зашью – и катись к черту.
Он тщательно промыл руки от крови, сняв широкие кожаные повязки с запястий – в безжизненном свете ламп рубцы от кандалов казались почти белыми – и обернулся к медведю, ломая ампулу с морфием и набирая в шприц вязкую желтую жидкость.
- Скажите, месье,- с мягкой усмешкой бросил физик обиженно сопевшему пациенту, выпуская воздух из шприца, - Вы боитесь уколов?

Ничего, кроме яростной злобы в ответ на свои любезности Энрас не ожидал – парень и тут не подвел, продемонстрировав изумительнейшие гримасы, полные плохо сдерживаемой боли, самой искренней ненависти к своему мучителю и тотального желания перегрызть ему глотку. Рука медведя, царапая скрюченными пальцами металл, конвульсивно поползла к инструментам, лежавшим на краю операционного стола.
-«Хм. Удачная возможность проверить нарушения его координации и моторики»
-«Великолепно»,- мысленно похвалил парня ученый, когда холодное лезвие летящего скальпеля застыло в его пальцах, моментально перехваченное почти незаметным, отточенным годами движением. -«Дергается - значит, шанс есть»
Машинально крутанув изящный, идеально сбалансированный инструмент в пальцах, физик с мягкой улыбкой двинулся к пациенту – шприц с морфием по-прежнему безразлично поблескивал в его руке. Свирепо оскалившись, тяжело раненный хищник зарычал, очевидно, рекомендуя Энрасу следовать весьма незамысловатым маршрутом, однако на вопиющий кретинизм медведя ученому было глубоко наплевать: в его практике встречались и более буйные пациенты.
-Благодарю, что любезно подали мне скальпель, месье,- откладывая в сторону шприц, вежливо улыбнулся ученый. В мертвенном свете ламп, хлестко вырывавших его высокую фигуру из мрака, черты лица казались безжизненными и резкими, точно высеченными из мрамора, блики на лезвии скользившего в пальцах скальпеля загорались в фиолетовых глазах неестественным огнем.
А теперь к делу. С любезностями покончено, и еще не хватало, чтобы пациент давал хирургу советы во время операции.
Одним рывком физик покрыл расстояние между собой и пациентом и с силой сдавил рукой мощное горло, автоматически находя слабое, но частое трепыхание агонизирующей ниточки пульса. Стремительность действий ученого и слабость обескровленного медведя сделали свое дело – парень беспомощно рухнул на гладкий метал, запрокинув голову, и Энрас осторожно снял руку с его сонной артерии – на пальцах  осел липкий холодный пот умирающего. Опасно, но другого доступного способа утихомирить пациента не наблюдалось. Зато можно было без спешки вводить морфий в вену пациента во избежание того, чтобы тот не пришел себя во время операции.
-«Если умрет, то хотя бы счастливый»,- подумал Энрас, откладывая пустой шприц.
Стройные ряды инструментов и колб с лекарствами высились рядом  на специально отведенном столике, а физик, завершив торопливые приготовления к операции, принялся критично осматривать лежавший перед ним медвежий фарш. Мертвенная бледность пациента говорила о том, что он потерял не меньше литра крови, но в ярком свете ламп внешний вид рваных ран, покрытых толстой коркой, оставлял некую надежду.
Еще один шприц, уже с камфарой, бесшумно вонзился в вену. Несколько ампул. Стерильный скальпель сверкнул в искусных пальцах, еще не забывших былое мастерство, неглубоко уходя в податливую плоть и делая первый пробный штрих по бумажной коже. Энрас осторожно разделял зондом тонкие ткани, зажимая пинцетами края ран. Как много крови, а ведь казалось, что в этом безжизненном теле не осталось ни капли. Холодно.
Ткани расступались, обнажая посеревшие от кровопотери внутренности, бесформенным месивом лежавшие в ослепительном свете ламп; клочья темной плоти дрожали от каждого вздоха парня. Ничего непривычного, на операционном столе все люди одинаковы. Энрас зажал края раны и взялся за иглу. Он соединял порванные стенки внутренностей, прочищал брюшную полость от комьев загустевшей, грязно-бурой крови, отсекал перемешанные хлопья плоти, зажимая сосуды и вырезал порванные петли кишечника, сшивая их заново. Удивительной бывает тишина в операционной, нарушаемая лишь влажным хлюпаньем расходившихся тканей, когда едва теплившаяся жизнь беспомощного, воскового тела сосредотачивается на кончике лезвия, вторя выверенным и бесстрастным движениям скальпеля. Полностью поглощенный работой, Энрас не замечал хода времени, лишь слушая пальцами редкую волну пульса и следя за гипсовой неподвижностью заострившегося лица умирающего.
Наконец, последний шов был наложен, а внутренности возвращены на свое законное место. Физик обработал края разрезов, наглухо зашил мышцы, наложил поверхностные кожные швы и еще раз ввел камфару. Тугая стерильная повязка плотно легла на грудь и живот парня, скрывая рубцы от операции. Еще одна длинная игла вошла в вену пациента и изотонический раствор начал по капле вливаться в обескровленное тело. Операция завершилась.
Энрас, отвернувшись от безжизненно лежавшего тела, отошел к столам, смывая кровь со своих рук. Бурая жидкость стекала с пальцев, в голове было пусто и гулко. Оставалось только ждать, справится ли могучий организм медведя, призывая на помощь бездарную регенерацию. А что будет, если он умрет на операционном столе? Несанкционированная операция, труп жандарма, зарезанного под скальпелем – физику на все это было плевать. Как отважно и бездумно всякий раз человек, эта досадная ошибка природы, выступал против сил своей создательницы, силясь доказать собственное льстивое превосходство.
Ученый стремительно вернулся к операционному столу – тонкая ниточка пульса парня слабо билась под пальцами. Еще жив.
Гладкий металл был сплошь залит густой кровью, блики ламп мерцали на лезвиях заляпанных кровью инструментов. Выкатив из ниши в стене почти пологое кресло, предназначавшееся для перевозки тяжело больных, Энрас осторожно, чтобы не растревожить свежие швы, переложил туда медведя, подвешивая бутыль с физраствором и накидывая на пациента халат, чтобы не шокировать бедную Лоранс видом окровавленного голого тела. Все было готово, однако физик задержался лишь ненадолго, аккуратно собрав кровь медведя и оставшиеся клочья мяса в специально отведенные для этого пробирки.
Обратный путь занял больше времени: ученый катил кресло очень осторожно, стараясь не тревожить пациента. Часть стены отъехала в сторону – и Энрас вновь оказался в кабинете, залитом теплом камина. Глэдос подняла голову с мощных лап при виде хищника, однако беспомощный вид последнего и присутствие хозяина удерживало ее от решительных действий. Физик подкатил кресло поближе к камину и обернулся, ища глазами Лоранс.
-Мадам, я…- он осекся. Девушка беспечно спала на диване, обнимая умиротворенно урчавшего кота, длинные тени ресниц ложились на нежный фарфор щек, темный локон, небрежно упавший на лицо, чуть трепетал от ее дыхания.
-«Мадам, я не заслуживаю такого доверия»- хмыкнув, физик проверил пульс отчаянно не желавшего умирать медведя, с удивлением отметив, что тот набирает силу.
-«Только попробуй не выжить – убью!»
Лоранс сладко спала, однако пришло время ее будить, чтобы сообщить исход операции. К тому же, был риск, что, если буйный пациент очнется раньше, он может серьезно навредить девушке или испугать ее.
-Мадам Дюбуа,- осторожно позвал физик, склоняясь над спящей Лоранс и предельно деликатно  касаясь ее плеча.- Просыпайтесь, для Вас есть новости.

Отредактировано Enras Mort (2012-01-29 23:03:53)

На приближение ученого медведь-таки отреагировал, - но лишь вздернутым уголком верхней губы и пристальным, еще плохо видящим взглядом. Старался изображать грозного, но и так понятно, насколько жалка картина маслом. И ведь невдомек, что "рубит сук, на котором сидит".
Пара пропущенных кадров, размытые акварели плывущего сознания… Из пробелов просочилось внезапное ощущение, производимое чужими пальцами, ищущими заветные точки на шее. Последующие секунды сначала отрезвили, вызвали попытки подергаться, но, естественно, бессознательность сразу же окутала бережной и пьяной тьмой. Краски перетекали из темно-серых тонов в буро-черные, и дальше в сплошную однотонность. Тонкие иголки болезненных импульсов, отголосками доносясь откуда-то из пронзенного чрева, иногда скользили по телу, которое превратилось в кусок свинца. Все неимоверно тяжелое… особенно веки, что, упрямо сомкнувшись, позабыли про противоположную функцию. Стертые эмоции, намешанные в кашу чувства – ни о чем не думается, будто вырезанный эпизод, который ты даже не комментируешь и потом не опишешь в точности.
Сколько протикало часов - одному Создателю известно, или, может, тому самому ученому, которому пришлось сшивать медвежьи внутренности по «лоскуткам». Как бы то ни было, месье Жюль заботу оценить оказался не в состоянии – в благодать чужого дома его внезапно окунуло воротившееся сознание. Чьи-то негромкие голоса «взорвали» подуставший от звуков слух, и лицо скривилось, выражая отсутствие особого восторга по этому поводу. О боли сейчас можно и умолчать, потому что примечательнее данного пункта было состояние частичной невменяемости. Некоторые вещества оказывали на ликантропа очень сильное действие, хотя эффект обычно продолжался недолго. Морфий, да?
- И кто это бубнит, практически в самое ухо!? И зачем раскачивают пол!?– Сама пробудившаяся «доброта», иначе и не скажешь.
Ах, впрочем, где-то даже благополучно, что Фурнье первые парочку минут не басил, не рычал, а «думал» – говорить-то не шибко приятно. Серые глаза, еще подернутые мутной пеленой действующего дурмана и посттравматической слабости, оценивали сейчас обоих присутствующих, а вернее, полу-бок мужчины и темноволосой, светлоглазой...
Светлоглазой? А поближе? - Что-то в  девушке резко оказалось родным... Наверное, не сильно приятно, когда на тебе намертво застывает тяжелый, пристальный и одновременно удивленно-расширенный  невменяемый взгляд. Ну, а дальше и вовсе весело – пациент, которому пока под морфием не очень больно, но к сожалению, по этой же причине все весьма любопытно – выдергивается из каталочки... и к барышне на аудиенцию. До девы не короткой его рукой вполне дотянуться можно, хотя чего нам руки – нам сейчас море по колено! Приземление получилось мягким и скользящим. Медведь, возомнивший себя рыцарем, позабывший про раны под действием наркотика, устроил подбородок на женских коленках, обхватил ее юбки руками и продолжил всматриваться. Взгляд говорил о чем-то очень откровенном, и хриплое «Трисс» - это доказывало. На мужчину хотелось зарычать еще в начале осуществления осмотра, и он так мило не успел схватить Белого за шкирку. Впрочем, пациент зря решил, что господин Хирург останется непричастен к ситуации...

Отредактировано Jules (2012-01-30 00:32:24)

Всё ещё пребывая под впечатлением сна, мадам Дюбуа продолжала смотреть на профессора наполненными страхом глазами. Это заставило его отступить, выставив руки ладонями вперёд, давая этим жестом  понять, что он не имеет никаких дурных намерений, подтверждая то же самое и словами. Месье Морт заверил Лоранс, что ей ничего не угрожает и совершенно нечего бояться.  Он отошёл ещё дальше, к столу. Девушка осторожно опустила кота к себе на колени, тот сразу устроился поудобней и задремал. Лоранс вздохнула и попыталась успокоиться. Она чувствовала смущение за свои необдуманные обвинения и хотела как-то оправдаться.

- Месье, простите мои слова. Этот ужасный сон… всё смешалось в моей голове. Ночь оказалась богатой на невероятные вещи, я уже не понимаю, где сон, где явь…

Профессор стоял, облокотившись о стол и скрестив руки на груди. Несмотря на гордую осанку, вид у него был не лучший – бессонные ночи никому не идут на пользу. Он рассказал, что операция была тяжёлой, и нет никаких гарантий, что пациент выживет. Мужчина устало прикрыл глаза. Лоранс с сочувствием посмотрела на блондина и почувствовала себя очень неуютно, встретив устремлённый на неё пристальный взгляд серых глаз. Ощущение было такое, словно на тебя смотрит покойник или приведение – уж слишком пугающе выглядел этот внимательный и осмысленный взгляд на безжизненно-бледном лице, принадлежащем такому же безжизненно-неподвижному телу.
Дальше всё происходило стремительно, но  Лоранс казалось, что она наблюдает  действие в замедленном темпе: бледнолицый блондин поднялся из своего кресла и в два шага оказался рядом, при этом его больничный халат слетел, на пару секунд являя окружающим во всей красе обнажённое тело огромного, как медведь, мужчины, который в тот же миг рухнул перед  девушкой, обхватывая руками её ноги и  устраивая голову на её коленях. Похоже, её ноги стали излюбленным местом упокоения сей несчастной белокурой головы, но вот сидевший именно там же до того момента кот вскочил в боевую стойку, защищая свою территорию от внезапно появившегося конкурента или просто испугавшись этого непредсказуемого появления.
Лоранс же наблюдала за происходящим расширенными от ужаса глазами, не в силах пошевелиться или сделать что-либо в свою защиту. Ещё немного - и она могла быть разодрана когтями беснующегося кота, либо раздавлена руками мужчины, который сжимал её ноги с такой силой, что, казалось, кости не выдержат. Острый, режущий по самой сущности, взгляд холодных, как лёд, глаз заставлял застыть на месте. И вдруг этот взгляд смягчился, черты лица расслабились, словно до того он пытался её узнать и вот – узнал, и вцепился ещё крепче, произнося чужое имя.
Зачарованная девушка лишь краем глаза успела уловить какое-то движение сбоку – метнувшаяся в их сторону собака была вовремя остановлена твёрдой рукой хозяина и отправлена обратно на коврик у камина.
Профессор встал рядом с Лоранс, предупреждая об опасности – пациент был под воздействием обезболивающего, и не вполне отдавал отчёт в своих действиях. Он попытался достучаться до сознания одурманенного лекарствами и болью мужчины, призывая того вернуться в кресло и не подвергать опасности свежие швы.
Несмотря на то, что ей было очень страшно, и голос дрожал, Лоранс тоже попыталась поговорить с блондином.

- Месье, Вам, действительно, лучше вернуться в кресло, Вы ещё слишком слабы… - Хотя этого нельзя сказать, судя по силе, с которой он вцепился в мои ноги… - Доктор прав, я никуда не денусь и буду с Вами, сколько потребуется… - Лоранс понимала, что её присутствие сейчас почему-то стало жизненно-необходимо этому человеку.

Хозяин дома, наконец, убрал от нее и орущего кота, и теперь уже ничто не мешало зрительному контакту с безумным взглядом ледяных глаз.

- Месье, всё хорошо, позвольте нам помочь Вам. – Она наклонилась чуть вперёд и коснулась дрожащими пальцами его лба, убирая прилипшие пряди. Сверху ей был виден шрам, проходящий через всю спину мужчины - наискось от правого плеча вниз. Она осторожно положила руку на его плечо и медленно спустилась вниз к его запястью, очень аккуратно пытаясь разжать хватку. – Пожалуйста, отпустите меня… - Сказала она практически в его ухо. Было очень страшно, но перспектива перелома ног пугала ещё больше.

Отредактировано Laurence (2012-02-07 20:34:47)

«Тяжело быть идиотом…» - Энрас задумчиво изучал абсолютно невменяемого медведя, со счастливой наркоманской улыбкой взиравшего на Лоранс, которая, несмотря на дрожавший от страха голос и в ужасе округлившиеся глаза, отважилась заняться его перевоспитанием. Признаться, было бы редкостным удовольствием наблюдать, как эта неблагодарная злобная скотина становилась практически ручной при звуках нежного голоса девушки, если бы другая неблагодарная серая скотина, оравшая дурниной и охамевшая до крайности, не пыталась активно отгрызть хозяйскую руку. Энрас, пропустив все нечленораздельные излияния медведя в свой адрес мимо ушей и отфильтровав лишь полезную информацию, ухмыльнулся себе под нос и, вернувшись к столу, водрузил на него кота. Животное злобно заикнулось от такой наглости, выпучив перископические желтые глаза и вздыбив шерсть, отчего кот стал похож на огромный, противно орущий меховой шар. Сам того не ведая, медведь только что выдал себя с головой, подавшись наркотическому дурману морфия: один из самых гуманных способов допроса, примененный совершенно неумышленно, в который раз доказал свою эффективность, предложив физику ответы на те вопросы, которые уже весь вечер не давали покоя его пытливой натуре. Теперь все части мозаики начинали складываться в строгом логическом порядке, воссоздавая видения прошлого.
-Мадам, я хотел бы Вам кое-что рассказать,- Энрас, вновь опершись спиной о стол, скрестил руки на груди и повернулся к Лоранс, однако его взгляд был направлен куда-то поверх нее. -Это касается месье полицейского, чья отравленная морфием голова сейчас покоится на Ваших коленях, - и физик, не меняя спокойного, бесстрастного тона, поведал девушке всю историю медведя, которую теперь легко было восстановить по имеющимся у него обрывочным сведениям. Он упомянул и зеленоглазую Беатрису, и принадлежавший ей амулет в виде скарабея с темно-синим камнем (физик все же успел разглядеть его в пылу драки), и более удачливого темноволосого соперника, и его безвременную смерть, удержав, правда, сведения о «родословной» этого молодого человека, на которую явно указывало упоминание о волке. Где-то на задворках памяти проскальзывало воспоминание о нашумевшей в газетах истории: смерти дворянина, растерзанного в лесу крупным хищным зверем – пумой или медведем, однако Энрас предпочел не делиться с девушкой этими догадками. Он также вкратце поведал Лоранс события сегодняшней ночи, не распространяясь про мистическую сущность существ, с которыми ему пришлось столкнуться.
-Таким образом, мадам, сегодня господин полицейский столкнулся с убийцами отвергшей его возлюбленной и, забыв об осторожности, ввязался с ними в драку, оказавшись в явном меньшинстве. Вероятно, он знал о наличии у них скарабея и поэтому вел слежку в кабаре единолично, не желая делиться своими планами с коллегами. Однако, боюсь, известие о смерти дамы было для месье ударом. - Физик задумчиво крутанул в пальцах серебряный портсигар. -Таковы мои догадки, мадам, хоть я и допускаю в них некую неточность. Как бы то ни было, меня по-прежнему волнует специфика вышеупомянутого амулета, ибо вряд ли он мог послужить причиной столь драматичных событий, если был простой безделушкой. Наш юный друг вряд ли откажется от попыток забрать амулет, а вышеупомянутые господа – от идеи убить его. Подозреваю также, что теперь начнется охота на меня и, возможно, даже на Вас. К сожалению, о том, кто они, насколько опасны и зачем им, собственно понадобился амулет, знает только господин полицейский, чье опьяненное морфием сознание услужливо подбросило ему образ погибшей дамы, переложив его на Вас и позволив на время забыть о горечи утраты. Вам придется временно соответствовать этому образу, пока не прекратится действие препарата, иначе месье впадет в ярость и в отчаяние.- Энрас машинально вытащил сигару,- А пока что Вы, мадам Дюбуа, единственная, к кому он способен прислушаться.
Было ли жестоко разбирать жизнь несчастного, скрючившегося в от боли перед женщиной, обманутого наркотическим дурманом, что на короткий миг вернул ему ту, что он потерял навеки? Возможно. Однако интуиция опытного искателя неприятностей подсказывала Энрасу, что опасность еще и не думала миновать, и, пока медведь не встанет на ноги, воевать с борзой троицей придется физику.
Тем временем дверь бесшумно распахнулась, и в комнату вошел дворецкий. Ни один мускул не дрогнул на его иссеченном морщинами лице, украшенном аккуратными седыми усиками, при виде окровавленного хозяина, обнаженного мужчины, сидящего на коленях перед побледневшей от испуга девушкой, и орущего фальцетом, округлившегося кота. Старик, не подавая ни малейшего намека на эмоции, пересек комнату, поставил на столик рядом с Лоранс две чашки с крепким дымящимся кофе, сливки и миску с мясным бульоном для свежепрооперированного медведя, и все в том же невозмутимом безмолвии покинул комнату, попрощавшись легким поклоном. Кот, учуяв запах еды, мгновенно прекратил показательную истерику и сиганул со стола, подбираясь к ароматно дымившейся тарелке.

Отредактировано Enras Mort (2012-02-10 08:35:43)