Как говорится, если все плохо – не отчаивайтесь, скоро все станет еще хуже. И пока медведь с уже привычным ворчанием возился с гардеробом, дабы более не шокировать побледневшую Лоранс своим экзальтированным видом, а Глэдос, огромная, точно Летучий голландец, бесшумно носилась по особняку с целью, известной лишь ее хозяину, Энрас напряженно прислушивался к своим ощущениям, стараясь оценить масштабы настигшей их очередной неприятности, и даже не съязвил в ответ новоявленному критику, что смирительной рубашки нужного размера, увы, не нашлось. Их взаимные подколы уже слали чем-то вроде своеобразного ритуала: былой запал пропал, однако нарушать устоявшуюся приятную традицию не позволял азарт и какое-то абсурдное, чисто мальчишеское упрямство.
Наконец, непрерывно ворчавший миша соизволил транспортировать свою бренную тушку к выходу, а Энраса, который хоть и был искренне рад тому, что жандарм заберет Лоранс из этого кошмара, по-прежнему не покидало ощущение, что он где-то и весьма по-крупному облажался. И это ощущение лишь усилилось, когда из углов комнаты, мягко просачиваясь сквозь мех ковра, пополз серебристый туман, а по лицу прошлась ощутимая оплеуха ледяного порыва воздуха. Мужчина лишь прикрыл глаза, с удивлением ощутив на губах горьковатый привкус осеннего ветра. Мгновение – и перед любопытствующим взором ученого разверзлась совершенно иная реальность, тусклая, мрачная, какой бывает лишь дурной сон, но все же отличная от обычного наваждения или галлюцинации, порожденной мечущимся в бреду сознанием: густая, живая и осязаемая, эта реальность была сырой, дышащей и упругой, тяжелый воздух струился сквозь пальцы, неохотно, точно мутная речная вода. Пожалуй, только выдрессированное чувство самообладания не позволило физику удариться в оправданную панику, и он приберег это удовольствие напоследок, с интересом озираясь: скалящимся псам за спиной Энрас уделил не больше внимания, чем самой покосившейся лавочке. Открывшаяся картина была, пожалуй, весьма жутковатой, в основном благодаря мотавшимся за завесой тумана неприкаянным теням: ну уж совсем дешевый фарс, ей-богу.
Физик фыркнул и привычно полез за сигарами в карман: курить на таком ветру было сплошным удовольствием. Странное действо: несмотря на то, что вокруг него высились покосившиеся от старости, лоснившиеся от влаги стволы деревьев и он явственно ощущал порывы горького ветра на своем лице, ученый продолжал видеть светлые стены своего кабинета, точно две реальности каким-то неимоверным образом сошлись в одной точке пространства, накладываясь проекциями друг на друга. В прочем, термин «проекция» здесь подходил недостаточно точно: две реальности схожей природы, пересекаясь, но не вступая в противоборство, захлестывали одна другую, плавно струясь между элементами, сплетаясь и звеня на ветру, точно натянутые струны. Ощущение пересекающихся реальностей – чувство необычное, особенно для убогих трехмерных человеческих чувств восприятия, но сущий пустяк для того, кто способен мыслить в терминах шести измерений. Физик стиснул зубы: никогда еще несовершенство человеческого разума не было для него столь мучительно: сейчас, когда ученый застрял на границе мерно пульсировавших, втекавших одна в другую реальностей, где шесть пространственных измерений причудливо сплетались в гордиев узел, несовершенство его восприятия не позволяло физику ощутить всю полноту картины, давая лишь смутную проекцию границы реальностей на убогие три измерения, и единственным облегчением было то, что оси времени, этого неконтролируемого, но весьма ощутимого четвертого измерения, были коллинеарны и сонаправлены, что позволяло Энрасу хотя бы некоторое время не беспокоиться за свой рассудок. Ему не раз приходилось выслушивать студенческое нытье на тему невостребованности в реальной жизни расплывчатых абстракций математического анализа – и вот, пожалуйста. Явное представление модели на практике. Смутное понимание многомерных пространств позволяло разуму оставаться в добром здравии. В конце концов, это же две трехмерных реальности, а не одна шестимерная.
Пока Энрас, неизвестным образом застрявший на переходе между мирами, приходил в чисто научный восторг от созерцания материализовавшейся математической модели, медведь проявил неожиданную прыть, обратив внимание на состояние ученого.
-Месье Энрас… Вы впали в транс?- голос был гулким и искаженным, привычные слова едва узнавались.
Ситуация требовала немедленных действий: если уж охоту по каким-то малопонятным причинам открыли на Энраса, он был не в праве подвергать опасности жизни других. Мужчина приблизился к медведю – лицо физика было бесстрастно, и лишь выверенные, стремительные движения выдавали тревогу. Кто бы знал, с трудом ученый прорывался сквозь рваные лоскуты реальностей, досадуя, что излишне материальный мир, поселившийся в его кабинете, вносил дополнительные преграды: мало того, что и в своей реальности развернуться негде, так еще и в этой ограничивают!
-Уводи ее, - короткое, отрывистое, как переговариваются офицеры на поле боя; похожее на рукопожатие движение, но в ладони медведя уже сверкает безразличием стали один из револьверов.- Здесь слишком опасно.
Не прощаясь, он вернулся к столу: сейчас, именно сейчас ему требовалось знать, что он все еще принадлежит своей реальности, не бредит, не болтается беспомощным призраком по чужим мирам. Ладонь, небрежно опущенная на край мощной столешницы из толстого, очень прочного дорого дерева, неуловимым движением вырвала солидный кусок из ровной деревянной плиты, переломив мощные доски, точно сухие стебли.
Физик, взвешивая кусок древесины в руке, обвел вдумчивым взглядом колыхавшийся туман обступившего его наваждения. Вряд ли тот, кто наслал на него эту реальность, желал, чтобы физик подобным неприличным образом застрял между мирами - но тогда кто или что держало ученого в его привычной реальности, не давая полностью провалиться в нахлынувшее сплетение пространств? Этот и миллиард других возникших вопросов роились в голове Энраса, но он с хладнокровием истинного экспериментатора отмел их в сторону. Учитесь ждать, господа.
Отредактировано Enras Mort (2012-03-30 09:59:16)