Откуда ему было известно о Дьяволе? Из старинных фолиантов? Запылённых гримуаров? Господа, прекращайте судить по себе. Давно известна истина: Диавол любит невинных; он находится в постоянной близости с теми, кто о нём ничего не ведают и не могут защититься, рассыпав круг из соли или начертав особые символы. Он любит детей и женщин, как их любят ангелы и Бог, поскольку эти создания чисты и прекрасны. Возможно, Диавола берёт зависть – единственное доступное ему средство. Дети и женщины умеют предаваться всем остальным эмоциям с бесконечной отдачей: они радуются так, что это слышит Небо, плачут или ликуют, что отзывается гром среди облаков их голосам. Недаром самый трогательный для нас сюжет – Мадонна с младенцем на руках, Непорочная Дева и Её Дитя, а самый душераздирающий – Пьета, сцена оплакивания Христа Магдалиной. По крайней мере, для католика. Слова не имели смысла ни для вампира, ни для юнца, но были злой иронией с точки зрения мистика.
Холод заползал в душу. Наоборот. Он происходил из крохотных комков негодования, обиды и непонимания, разворачивался, набирая сил, и добирался до кожи, остужая изнутри. Дыхание веяло прохладой. Перед взглядом плыли далекие картины, навеянные безрассудным поведением, алкоголь продолжал стимулировать мозг, с новым ударом сердца и током крови разнося яд сомнений и нерешительности и, таким образом, порождая в замкнутом круге новые видения. Что же видел Реми?
На крики Ириарте никто не обращал внимания: Москва радушна ко своим. Здесь простой люд помогал друг другу, ибо ненавидел господ вместе; это было то объединяющее, равноценное разделению постели на двоих или наличию общего дитя – их ребёнок был народной гнетущей ненавистью, неспособной вылиться в настоящий бунт после событий двадцать пятого года. После «праздного» воскресенья, залившего площадь кровью. Они продолжали звать себя христианами, креститься и читать молитвы, но жили по законам Ветхого Завета, готовые выколоть глаз за глаз, а не прощая, как велел Сын Божий (Сын Человеческий). Страх держал людей в рабстве и делал сердца чёрствыми к горю не-братьев – кому какое дело до двух триклятых французишек, надравшихся, когда добрые люди работают в поте и крови?
Страх пред господами победил. Константин сжалился над вечером и поблажкой за найденного гувернёра. Масон не соображал, как его перетащили в экипаж, куда они мчались. Ему снились странные-странные сны о прошлом и сны, в которых Она была жива.
Прибывшим доктором оказался мужчина неопределённого возраста (до могилы версты три, от отцовской лавки – десять), шаркающий при ходьбе кривой правой ногой, в представительном костюме, непременно с окулярами, по коим поползла сеть трещин, на которые никто не указывал врачу из уважения. Степан Федотович Пытко слыл человеком добрым к собакам и злым к козам, постоянно видящим в его оплывших ягодицах тренировочную мишень для острых рогов – нелюбовь была взаимна. К людям он относился профессионально. Раздражающе кашлянув, мужчина прохромал до кровати, куда свалили трясущееся теперь крупной дрожью тело с закатившимися глазами, и медленно, с особым рассудительным жестом, почесал густые русые бакенбарды большим пальцем. Повисла тишина. Анна давно ушла готовить пироги по просьбе-приказу Павлуши, а Константин предпочёл скрыться из виду, дабы на него не перепала какая вина – кто де врачей разберёт?
Юноше снился дом без псарни. Он ненавидел собак. Зато были Аншель и Эжени; они пили чай в гостиной, где, сидя за роялем, музицировал Андре. В кресле, улыбаясь, чуть скаля зубы, обворожительно, по-особенному, сидела в голубом лёгком платье и туфлях в тон Она. Её каштановые вьющиеся волосы были заплетены на одну сторону, подчёркивая нежность хрупкой шеи. На Её руках не было колец, как и любых других украшений, ибо она была прекрасна сама по себе и не нуждалась в помощи бездушных камней. На столе стояла ваза со свежими полевыми цветами, собранными недалеко от поместья его сестрой, обязательно светлыми и ароматными. В камине потрескивал огонь, хотя нужды в нём не было. В Её ладонях задержался томик со стихами на латыни, Ею любимыми в девичестве. Нигде не было собак. Младшие члены семьи не были де Верне. Они – родные, полностью кровные. Андреа любит их и его, и...их мать. Общую не только для старших, но и для мальчугана и малышки. Живая, красивая, тёплая, улыбающаяся. Мама. Реми рыдал во сне и чувствовал, как слёзы бегут несдерживаемыми ручьями по щекам. Он очень хотел обнять Её и никогда не отпускать их. Он хотел семьи, как у Сесиль и её четверых братьев их родительницы Натали. Хотел и знал, что в этот миг близится нечто непреодолимое, что удалит его от младших ещё больше.
Ни в Риме, ни в Египте столь остро он не чувствовал потребности в семье, как здесь, воспитывая чужих детей. В южной стране ему вообще не забирались в голову мысли об их существовании, словно масон обрёл спасение от совестного груза. Мать он помнил только по дагерротипам, где она странно улыбалась.
Реми открыл глаза, вырвавшись из зыбких болот подсознания и снов, которое оно дарило, преподнося на богато украшенном детали холсте странные, эксцентричные или робкие кошмары. Открыл глаза, чтобы тут же понять - он претерпел фиаско. Полнейшее поражение. Его уволят. Нет, не страшно оказаться на улице, выжить в подворотне он, по собственному наивному убеждению, сможет. Страшно потерять Их доверие. Рекомендации, сделанные Ими позволили ему чувствовать себя важным звеном, шестеренкой в сердце глобального масштабного станка, печатающего на девственной белой бумаге мира новые карты и политические курсы. Он служил своей стране и идеям сильных, созданию идеализированного общества. Но его выгонят! За пьянство, за болезненность, недопустимую гувернеру.
Депре трижды поменял цвет, прежде чем оторвать взгляд от Пытко, в свое время диагностировавшего ему чахотку. Сначала он был мертвенно-бледен, затем налился румянцем смущения, отчего-то чувствуя, что при пробуждении сны витали в воздухе и все присутствующие их увидели, после посинел от подавленности, чем несказанно повеселил юную княжну, пробравшуюся в комнату тайком и сейчас выдавшую свое присутствие звонким девичьим смехом. Прямо говоря, она обожала воспитателя и ревновала, чисто по-женски. В детском уме не было особых различий между мужчинами и женщинами, которое в нас годам к двенадцати твердо воспитывает окружение, посему, отметив в Лакиане приятную, располагающую внешность и какую-то ускользающую красоту, Сесиль твердо решила, что он ей не нравится. Реми подбавил масло в огонь, радушно общаясь с новым знакомым, и Светлане ничего не оставалось, как колко давить на второго француза словами и метать взгляды, полные обиды, в домашнего учителя. Тем временем, молодой человек силой мысли попробовал стать невидимкой, безуспешно.
Заметив, что мальчишка готов умереть не от болезни, но от самобичевания, сквозившего в карих глазах и мерцающих в них бликах, хозяйка дома поспешила по-русски, для врача и прислуги, и, после, для Ириарте, по-французски, разыграть душещипательный монолог.
- Бедный мальчик...Знаете, не всякий взрослый мужчина в рассвете сил сможет управиться круглые сутки с этими пятью сорванцами. Кормилица Сесиль, например, вовсе сошла с ума, Царство ей Небесное! Реми еще и проводит уроки, для которых обычно нанимают других людей, а ведь он столь юн сам! Бедное-бедное дитя...Ему не дали должного отдыха после болезни. Спасибо стараниям дражайшего Степана Федотовича. Ох, негодные мальчишки!
Дальше выговор был направлен на иностранцев. Вернувшаяся Анна, пахнущая свежей выпечкой, как раз помогла Реми сесть. Для госпожи-попугая юноши выглядели несильно различными годами, да и оба были явно моложе, чем она. Тетушка вежливо выпроводила остальных, кроме доктора, и глубоко вдохнула, видимо, чтобы громче кричать.
- Кто вас надоумил повторять за пьянью, негодники! Хорошо...- женщина раскрыла веер и интенсивно им замахала. - Этот.- Палец с массивным перстнем указал на кудрявого сливового парижанина. - Его упорно спаивали на спор мужики, но...Вы! Я доверила его Вам! Первое впечатление меня обмануло. Вы не надежны и столь же ребенок, коль согласились на его авантюру. - Дама давно поняла, что идея принадлежала меланхоличному Депре, тенью плавающему обычно по дому и часами сидевшему по ночам где-нибудь в углу с крестом на серебряной цепочке.
Она не была глупа, как её сестра Наталья. Рядом с художником были часты случайности, дополняемые его загадочностью и припадками удушья. Ещё чуть-чуть и она, возможно, догадается, кто он и зачем появился в их дома, а пока…она была женщиной, одинокой женщиной, скрывавшей за облезающим веером радость общения с дышащими юностью мужчинами. Она им простит всё, что угодно, лишь бы услышать это смущающее «мадемуазель».
Революционер глубоко вдохнул, силясь успокоить шаткие нервы и перестать трястись. Прожигающий взгляд Пытко его скорее добивал, чем подбадривал. Доктор положил отёкшую руку на запястье больного, прощупывая пульс и одновременно громко чавкая, в силу привычки делать так, когда задумывается. Он поднял лицо Депре за подбородок и осмотрел зрачки и общее состояние (на предмет мешков под глазами и истощённости организма), после отступил и впал в состояние полудрёмы, дёргая глазом в такт тиканью старых напольных часов, возвестивших о времени обеда.
- Боюсь, дело не в выпитом. – Степан Федотович подтвердил слова Лакиана, сказанные ранее.- Нервное у него. Лечить свежим воздухом деревенским и отдыхом надобно, иного не посоветую, не придумано. О преподавании детям можно забыть, сгубит оно окончательно, да и для детишек опасно видеть слабость своего учителя. Отправьте-ка его восвояси в деревеньку, дорогая моя. Негоже Игнатию Захарьевичу иметь подобного в гувернёрах чад своих.
Приговор. Это был приговор для дела, для места в Ложе, доверия. Приговор всему, ради чего он был отвергнут отцом. Реми похолодел и с тоской впился взглядом в сестру хозяйки, словно она могла оставить произошедшие в секрете. Он готов на любую цену, только чтобы удержаться. Он клянётся, что не будет болеть и встанет на ноги тотчас, перестанет кашлять и…
- Молю Вас…Мадемуазель…
А как ей хотелось оставить мальчика при себе и каждое утро слышать нежное «мадемуазель».
