----->Логово Каира

Они все назывались гордо парижанами, но никто из них не был рождён здесь – Париж принял их. Нечасто кому-либо удавалось влиться в суетность города, в спокойствие его вечной святой простоты и безмерную, превосходящую по масштабам любые мыслимые пределы романтику – большинство так и не отложили в душе ни единого намёка, кроме очарованности последним фактором. Их сердца приняли законы столицы и посвятили себя ей, как посвящают себя Богу монахи. Каждый из них перестал быть сыном малой родины, отдавшись ночам пьянящей мнимой славы. Личи с удручённым выражением лица стоял у раскинувшего, словно для объятий, ветви дерева; ему не хватало марсельского солёного бриза по утрам, едкого рыбного запаха, разносимого ветром по всему городу, широких улыбой и интернациональной толпы моряков и торговцев, которые наутро спешили к своим суднам, чтобы вернуться через несколько недель. Де Ляфер ловил звуки голосов, тщетно пытаясь приметить тонкую грань орлеанского акцента, еле заметную для непросвещённых; он вглядывался в образы прохожих, в манеру надевать шляпки, душиться, силясь узнать нечто родное, более простое и чем-то даже более утончённое простотой, чем парижские моды. Монти же никогда не показывал стремления увидеть знакомые черты, присущие жителям Прованса, словно лицезреть их было пощёчиной для нового парижанина, он не желал замечать в толпе у кого-то маркие губы, пухлые щёки и усталые, непременно вымученные обыденностью глаза, которые являлись неотъемлемым атрибутом любого, рождённого в той местности.  Только Элиот питал истинное, не прикрытое равнодушие к тянущимся от горизонта до полупустых дорог виноградных полей Бордо, где солнце, цепляясь за лозу, долго не закатывается за край земли, а птицы пели громче и радостней, чем в столице. 
Им было что терять, им было за что сражаться. Новая стая – новая ступень лестницы, на которую они ступили, перечеркнув, нет, оставив за плечами прошлое спокойное существование. В сердцах тлели (или разгорались?) угли сомнений, страхов: Никита почила, Париж обновлялся спустя десять лет, а они десять лет назад играли на тупых шпагах или читали книги под взглядами домашних учителей. Поля дома отец, фактически, не воспитывал как оборотня: ему давалось человеческое начало судьбы, исключая знания о влиянии Луны и охоте недалеко от поместья. Хуже всего было Жаку. Сейчас он медленно плёлся: выйдя из странного убежища не менее странного Томаса Бланша, ребята прошлись спокойно до окраин и сорвались с места, как только попали в лес. Они загнали двух зайцев, ради положительного влияния на нервы запаха дичи, отобедали (два крошечных комка для четверых крупных хищников, один из которых вообще сильно отличался от обычного представителя canis lupus), затем прогуливались меж зарослей, игриво задирая друг друга.
Де Ляфер думал об отце. Единственный из трёх обращённых, он рассказал правду родителю. Это вышло случайно: он прорычал в псарне на свору, от голода, когда ещё не умел управлять зверем внутри себя. А старик  в тот момент возжелал поставить лошадь в конюшню, находящуюся рядом, дальше по аллее. Мужчина рухнул на колени, увидев сына с горящими глазами и клыками, руками, покрывающимися шерстью. И слёг. Прошло семь месяцев; юноша переехал в Париж в поисках не только учёбы, но и облегчения доли своего papa, не желавшего видеть молодого человека ни под каким предлогом. У старшего члена семьи отказали ноги, но от наследника он отказываться не смел лишь из старой любви к родному ребёнку.
С другой стороны, когда Монти гостил в доме Элиота, дядюшка последнего настоял на проведении охоты на волков – дело происходило зимой, хищников считали исключительно врагами. Де Луш повернул голову в сторону, когда, улыбаясь, друг направил мушкет на их, по сути, собрата; рука вожака не дрогнула, прозвучал выстрел – животное издало последний вой. Он убил кого-то своей крови, обосновав законом выживания. «Ты и наша стая. Мы с тобой – единственные волки этих земель. Остальные погибнут, борясь за территорию: от зубов, ударов или выстрелов – какая разница, от чего принимать смерть, имея цель?».
Теперь уже была стёрта грань между возможным убийством и убийством с человеческой точки зрения; шаг за шагом щенки превращались в оборотней, росли, становились настоящими жителями той стороны реальность, которая сокрыта от большинства.
Они стали больше шутить, легче проходили собственную социализацию, инициализацию личностей как части общей группы. Нет, это была не малая группа, как семья, а большее – единый организм, высоко структурированный  общий разум.
Из раздумий и радости прогулки их вырвал вскрик птиц, взмывших в воздух. Они даже не заметили, как дошли до края леса, попав на аллею Лоншам, где рукой подать до их любимого бульвара – если трое снимали в Латинском квартале, то Ромео гордо прикупил крохотную комнатёнку у пропащего хозяина, гордо представляясь друзьям законным парижанином, ещё более правильным по отношениям бюрократии, чем те исконные местные, что квартиры снимали. Друзья часто посещали его скромную обитель, изображая великих эстетов и философов. К тому же, ближайшая часть леса никогда не была многолюдной, значит, можно было размяться в беге.
Лошадь заржала, учуяв то ли тонкий аромат заячьей крови, то ли просто заметив зверей своей интуицией. Личи хмыкнул, словно его раздражала эта манера тварей Божьих приветствовать гордых волков страхом, беспочвенным. Зачем им трогать кобылу? Итальянец вышел из-за кустов, вежливо улыбнувшись наезднице, мельком оценивая девушку: ангелок, сущий ангелок, какие ныне в моде, если говорить о мужских вкусах; многим пресытили идеалы старого поколения, но до окончательного раболепства мужчин перед подобными невинными детьми оставались десятилетия.
Сумерки окутывали деревья многим быстрее, чем остальной город, прибавляя вуаль загадочности и романтичного шарма (для волков, но для людей ли?).
- Доброго вечера. Что Вы здесь делаете так поздно, мадемуазель?
Позади постепенно проявлялись силуэты остальных юношей: светловолосого красавца Поля с утончёнными чертами и слишком властным взглядом, Жак с кожей, чуть смуглее присущей дворянам,  Элиот с холодным и одновременно добрым выражением лица, будто бы высеченный из мрамора бог.
- Вы потерялись? Мы можем предложить Вам свою помощь, только не бойтесь, мы не имеем никаких злых намерений. – Младший член стаи ещё сильнее улыбнулся, начиная походить на умалишённого. – Недалеко мой дом, поэтому нам известен путь в сторону города. Туда, - он указал кивком головы; хорошо, что не пальцем, ибо иначе его сочли слишком невоспитанным.
Лошадь фырчала и переминалась с ноги на ногу чаще, сверля испуганным взглядом незнакомцев. Когда они подошли ближе, животное отступило, как от огня. Монти этот инстинктивный страх веселил.
- Что-то произошло по дороге? Мадемуазель выглядит излишне измотанной, да и вещи её готовы упасть. Нам Вас проводить до границы шестнадцатого округа или в любое иное место? Сочтём за честь оказать безвозмездную услугу девушке. – Альфа говорил уверенно, но мягко, как звучит церковный орган: мощно, объемно и наполняя душу давящим, но благим оцепенением.
Четыре прекрасных принца. Одна потерявшаяся девочка. В тёмном лесу. А сумерки всё сгущались и обнимали тенями жестокий и изменчивый Париж…

Ромео девушка понравилась, определённо, бесповоротно. Вполне возможно, это чем-то отдалённо напоминало любовь с первого взгляда. Конечно, гиперболизировать не стоит, это были  лишь приятная встреча и возникшая симпатия к бедному юному существу с лошадью в лесу. Даже её растрепанные ветерком от верховой езды волосы. Она была прелестна, как распустившийся на лесной поляне цветочек, собирающий по утрам росинки и ими умывающийся. Личи неприлично не сводил с неё взгляда.
- Мадемуазель, на Вас напали? Разбойники? Ваши сопровождающие, как они? Они были? Не могла же хрупкая сеньорита сама править каретой…- от лёгкого смущения юноша забылся и использовал домашнее слово, т.е. итальянское, которое использовал отец при обращении к его троюродной кузине. – Я обязательно…Нет…Знаете…Мы…мы обязательно поможем Вам, уверяю. – Парень без задних мыслей схватил тонкие пальчики незнакомки в желании уверить и физическим жестом, не думая, что мог напугать и так натерпевшуюся из-за беды девочку. А ещё он подумал, что реверанс вышел просто замечательным.
Поль смотрел на болвана рядом с лёгким негодованием: младший всегда был персонажем несколько неодарённым, но чтобы настолько выбиваться из рамок этикета и логики – впервые. Элиот заглянул в глаза лучшего друга с аналогичным немым вопросом: « Он сошёл с ума?». Жак разглядывал кобылу, затем подошёл к ней и, взяв поводья из рук юной наездницы, приструнил животное негромким шёпотом, легко похлопав после по холке. Звери, волки, не представляли опасности тем, кто был рядом с интересующими их существами. Любого другого бы она и не подпустила: у парня был с детства талант сходиться в характере не только с людьми, но и другими тварями Божьими.
Вожак вновь приятно улыбнулся девушке, пока де Луш отводил в сторону и отвлекал младшего члена  стаи разговорами о квартире, абсолютно бессмысленными. В некой степени, смысл заключался как раз в отсутствии оного – чтобы занять Ромео ерундой.
- Моё имя Поль, если Вам будет угодно, зовите именно так. Мой друг хотел спросить, нужна ли помощь Вашим компаньонам, возможно, Вы мчались вперёд именно за поддержкой для них. – Он кротко коснулся губами её прохладной ладошки с тыльной стороны, поднял голову и заглянул в глаза рассеянным взглядом сказочника. – Париж – жестокий город, мадемуазель, сюда стремятся по незнанию или обманувшись ложью ночных огней и дневных красок. Ещё не поздно повернуть назад, не считаете? Здесь жизнь не стоит ни единой монеты, рассветы похожи не на дурманящее ароматом маковое поле, а на кровавую сечу.
Наконец,  де Ляфер поднял поклажу и перенёс её к разговаривающим, а Ромео перестал выглядеть, словно перенёс травму головы – в этом спектакле роль шута оказалась дополнена маской изнывающего от молодости любовника. Де Луш тоже находил девушку прелестной, но в строго обозначенных рамках мыслей.
- Если Вы пожелаете, двое из нас могут отправиться назад и помочь спутникам, а оставшиеся – проводить Вас до квартиры, посчитав за честь дать Вам кров на ночь. Мы понимаем, насколько звучит пошло и вульгарно, но, поверьте, предлагаем из лучших душевных побуждений! – Альфа кивнул головой, мысленно дав сигнал, кто отправится и куда в случае положительного ответа. Чтобы передать информацию хватало зацепиться взглядами. – Могу ли я узнать Ваше имя, мадемуазель?
Решив, что с грузом останется меньше сил на неадекватное поведение, Эл тем временем нагрузил Личи. Как старую кобылу, подозрительно посматривающую теперь на юношей и не понимающую, каких зверей стоит бояться. Ночь постепенно спускалась на предместье Парижа, заводили свои песни птицы, поющие всегда до тонкой грани между тьмой и сумерками, которую человеку различить стоило бы огромных усилий.
Они не забывали о Бланше и о стае. Они думали  о незнакомой девушке.

Если бы она не предложила идти с ними, было бы проще, в разы проще. Не пришлось бы идти в человеческом облике, во-первых, а во-вторых – идти медленно и  ограничивая реальную физическую силу. Если у дилижанса остались бандиты? Тогда придётся ввязываться в драку, что вовсе не казалось идеальным решением в данной ситуации; всё решило бы количество противников – прогнать человек пять-шесть они смогут, в случае, если при оппонентах нет огнестрельного оружия или те плохо владеют искусством фехтования, но преступников же может быть больше – тогда молодым людям не справиться без помощи звериного начала. Одно дело, разрешить проблему без свидетелей, в лесу, практически под покровом ночи, абсолютно иное – при девушке. Не стоило забывать про волчью натуру, рвущуюся прочь, поглощающую сознание, превращающее интеллигентных юношей в животных от запаха человеческой крови. Идти вместе – не было бы безопасным выходом.
Элиот выдохнул с категоричным хмыканьем, слава Господу, слабо различимым. Ему никак не льстила мысль выслушивать вой (в том, что Ромео, если что-либо случится дурное с новой знакомой, примет второе обличье и скроется в пригороде, чтобы каждую ночь оглушать округу, сомневаться не приходилось) младшего члена стаи. Раскрывать их «небольшой» секрет тоже не казалось фееричным и праздничным действом, несущим существенную выгоду всем участникам. С другой стороны, Лилия, наверняка, лишилась рассудка или, как минимум, впала в обычную женскую истерику, завидев крупных хищников, разрывающих плоть людей и оставшейся на месте впряжённой кобылы. 
Жака не заботило будущее. Он был единственным, кому юная особа не приглянулась. Де Ляфер искоса взглянул на Моти, будто бы прося разрешения двигаться дальше по направлению к городу, чтобы разделиться и несколько часов провести в одиночестве, высыпаясь перед занятиями, до которых оставалось всего ничего. В свою очередь, нечто гложило душу вожака, продолжавшего ласково улыбаться мадемуазель. Он трижды проклял неуклюжесть подопечного в общении со слабым полом, возненавидел (тихой и вполне безобидной ненавистью) глупую гружёную скотину и несколько раз усомнился в прекрасной незнакомке: шестое чувство подсказывало, что нельзя относиться  легкомысленно и открыто к ней. Не смотря на то, что это напоминало мистическое знамение от внутреннего зверя, Поль не отвергал предчувствие. Когда ты сам далёк от обыденного представления реальности, невольно веришь в магию в любых её бытовых проявлениях.
Манеру разговора девчонки они списали на шоковое состояние, не удосужившись провести логические нити к каким-либо иным факторам: естественно, что в их возрасте и культуре принято считать представительниц слабого пола хрупкими. Не столь давно прошли времена, когда красиво и правильно падать в обморок должна была уметь каждая мадемуазель. Жак счёл слова насчёт поклажи логичными: стоило забрать одежду или личные предметы. Грабители, конечно, не оставили бы денег, но на прочий бытовой хлам им было бы плевать. Раскрывать себя ради нескольких тряпок, не смешно ли?
- Если Вас будет звать человек, то он обратиться к Вашей внешности, к образу, если призовёт Бог – Ему имена ни к чему, ибо всем мы равны, как говорят священники. Пожалуй, в Ваших словах логика присутствует неоспоримая! – Монти рассмеялся, тряхнув головой: несвойственный жест при культурном общении, но располагающий к тому, чтобы немного расслабиться. – Давайте поступим согласно следующему плану: Вы опишите направление, откуда ехали, Ромео и Элиот, дабы не подвергать Вас опасности, если Ваши враги ещё на месте, - на деле, нужно было отправить прочь любвеобильную проблему, корнями уходящую в Италию, но отпускать «дитя» без головы было бы неудачным решением, пусть даже вести девочку, если та не найдёт выхода из ситуации или согласится на приют, придётся в квартиру младшего, - а я и мой друг проводим Вас до бульвара. Вы знаете, где остановиться? Вас ожидают  в Париже?
Одно доброе дело против затеянной дуэли и…Из-за Томаса и прерванной охоты (они собирались пробежать по лесу несколько миль после заката) вожак забыл об офицере, с которым произошла стычка в «Коте». Жаль, что никто из них не знал, в каком виде пребывает несостоявшийся дуэлянт в собственном особняке: как застыли багровые лужи вампирской крови, как замерли останки.
Эл одёрнул собрата, чтобы тот встал по левую руку от него, дабы следовать и обозначить доминирующую позицию при подобном делении на пары. Личи покорно отошёл, изредка посматривая на малышку, как на кусок пирога в детстве.
Поль осторожно прикоснулся к её руке ещё раз, дабы «подтолкнуть» к решению, заведомо начав путь в сторону Парижа.
- Не знаю, насколько Вы осведомлены о тонкостях жизни здесь, но столица – иной мир, принимающий всякого, кто открыт ему душой.
Де Ляфер взял упавший недавно багаж, чтобы идти следом, на расстоянии пары шагов, дабы не мешать затеянной беседе.
- Стоит ли говорить, что мечту нужно лелеять делом. Вы, простите за дерзость, едете к родственнику или ради…работы? – как же непривычно было говорить девушке о заработке, когда ежедневно видишь либо праздных сверстниц, флиртующих со знатными или богатыми сверстниками, либо танцовщиц и продажных девок. – Может, хотите обучиться чем-либо у мастеров? Париж многолик.

Отредактировано puppies of trust (2012-10-21 01:16:52)

Элиот внимательно выслушал описание направления: честно говоря, девушка не знала буквально ничего, разве что примерное «оттуда», «прямо». Возможно, как рассудили про себя юноши, она пребывала в состоянии шока после страшнейшей сцены, которую ей довелось увидеть: не каждый день же кареты юных прелестных особ грабят, убивая кучеров и попутчиков, скорее всего, были оглушительные крики, стоны, мольбы о помощи, тошнотворные, плюющиеся кровью раны, перепуганные лошади, бьющие копытами по земле и выбивавшие комья, летящие далее прямо в лицо…Богатое воображение рисовало картины плодотворной для грабителей поездки, что шло вразрез их общему ленивому, сонному и …чёрствому состоянию. Потухший огонь в глазах собеседницы они списали на тот же остаточный эффект страха; им было слишком обыденно не задумываться дальше, чем поверхностно – эта черта присуща парижской молодёжи, как и лондонской, берлинской, пражской…Поверхностность, тщетность иллюзорных мечтаний (а ведь и девчонка, и эти «неоперившиеся орлы» были мечтателями, безудержными, влюблёнными в свои нарисованные в воздухе драмы и сказки, где любой становился исключительным героем, окрашивался в яркие цвета – фиолетовый, голубой, красный, жёлтый – спектра, только не в серый), надменная привычка смеяться над судьбой, идущей по соседнему тротуару – это делало их поколение  новым и пропащим до взрослой жизни, когда бы они научились думать реалистично: пошло и криво, уродливо и примитивно, вкрадчиво и с тягой к прошлому мировоззрению, от которого удастся воссоздать  лишь одно-два хобби: загадывая перед глазами безупречные синие дали и беззаботные разговоры с лучшими из лучших, вышивать горжетку младшей и единственной выжившей из одиннадцати рождённых детишек или начищать жало шпаги, которая не будет никого колоть, кроме её владельца, когда тот окончательно потонет в скуке и отвращении к происходящему, да и то, если у него поднимется рука на последнего святого своего жалкого мирка.
Личи и де Луш коротко кивнули и, словно только что заметив примятую траву, отсалютовали в шутку своему командиру, пообещав потерпевшей скоро быть во всеоружии в информационном плане, двинулись в сторону погрома, осторожно ступая по невидимым путям; приглядываясь, нагибаясь, вытягиваясь, тихо споря, если вдруг дорожка становилась прерывистой – видимо, иногда лошадь перемахивала поваленные брёвна или что-то похожее в прыжке. Они говорили жестикулируя. Часто украдкой кто-нибудь один оглядывался, проверяя, видно ли их оставшейся на месте группе. Наконец, пройдя достаточно, Элиот дал условный знак другу – взгляд, которого было достаточно, чтобы принять приказ от заместителя альфы, от второго по старшинству в их прочно сложившейся иерархии. Через минуту два сильных серых волка разных оттенков неслись по мягкому настилу, похрапывая при дыхании, оставляя слабые следы, огибая кустарники и сверяясь с нюхом, берущим сведения о случившемся уже сейчас. Было нечто волшебное в том, чтобы подушками лап  чувствовать траву, сломанные ветки и прочие составляющие нижнего слоя леса, ветер, при беге вплетающийся лаской и дерзостью в отрастающую шерсть, запахи попрятавшихся в дупла и в кронах птиц и белок, дышать полными лёгкими. Меньше шума, чем на ногах, в разы быстрее и …свободнее. Конечно, им бы следовало больше контролировать внутреннего зверя, а не сливаться с ним: если они сейчас с ним были едины, в полной гармонии, это никоим образом не означало, что когда-нибудь он не лишит их разума, воли, не заставить делать то, о чём бы их человеческая сущность горько сожалела. Опускающаяся ночь питала их не хуже горячего обеда, дарила вдохновение. В горящих золотистых глазах отражались мелькающие по сторонам силуэты деревьев. Где-то начала ухать сова, довольно рано. Значит, скоро умрёт мышь. Ромео следовал за Элом нос в хвост.
Тем временем, Монти прислушивался к словам малышки: ему начала казаться скучной идея остаться с ней, поскольку медленно, но верно пропадал бывший запал; его тело и разум жаждали действа, а с молоденькой мадемуазель этого не предвиделось. Он не снял с лица маску сочувствия и жалости к бедной девочке, попавшей в беду и не имеющий никого родного ни в городе, ни за его пределами. Но во взгляде безжалостно читалась отрешённость. Глаза обоих врали.
А вот Жак, напротив, вышел из оцепенения, морально вернувшись к вынужденной попутчице. Ему не льстила перспектива отдать хрупкому существу пусть даже и её мешок – это было бы неприлично и против мужского самолюбия, попытки его тешить фактом помощи девушке.
- Наш общий друг, Клавдий, как раз собирается отплыть в Абруццо на днях, кажется, он, более того, упоминал датой завтрашнее утро. У него будет пустовать целая квартира на втором этаже, в прекрасном состоянии. Как думаешь, Поль,  ему нужно срочно найти квартиранта, он согласится принять плату за наём по истечению срока путешествия?
Де Ляфера удивило желание оказать поддержку, ибо он сам не стал бы настолько яро ввязываться в чужую беду. Глупости, разве девочка могла влиять на его решение чем-то сверхъестественным? Кстати, было в её запахе что-то необычное, но оборотень списал всё на ароматы чужих земель, поскольку никогда ни с чем похожим не сталкивался.
Вожак слегка сощурил глаза: идея была не дурной. «Пожалуй, Клавдий не станет причинять девушке вред, а если причинит…Ещё ни одна не была настолько оскорблена, чтобы счесть этот эпизод более чем ошибкой, если не попросить повторить недоразумение, напомнить. К тому же, в квартире нет ничего слишком ценного, если вдруг она окажется социально опасной, он ведь приходит только ночевать и сотрясать свой вычурный диван с бархатной обивкой,» - юноша вновь улыбнулся, чуть склонившись и показывая путь к городу рукой.
- Добро пожаловать в сказку, мадемуазель.
Только в них нужно бояться волков. Бойтесь людей.

--->Булонский лес (Ромео и Элиот)

Отредактировано puppies of trust (2012-11-17 01:25:16)

“Мсье, что же Вы делаете, мсье, что же, как же, зачем, зачем Вы смотрите в глаза этого дьяволёнка, когда дыхание, что же с ним, сбивается, будто Вы пробежали несколько миль,  зачем же Вы, мсье, смотрите на этого ангелочка, на эту малышку, цветочек, радость, лучик,  испытывая расчётами и новым, быстрым темпом песни сердца, какого, я Вас спрашиваю, какого беса? Вы и сами бес, мсье, если можете ненароком ловить себя на тех мыслях, которые роятся сейчас в Вашей голове. Бог мой, Господь Всемогущий!  Мсье…мсье, Вы -  извращенец, последний и  жуткий. Кто право давал Вам лицезреть эти губы, совершенно обычные, ни бледные, ни алые, ни пухлые, ни тонкие, сухие, нет, не сухие – чуть влажные, чувственно влажные. Мсье, мсье, прекратите судорожно сжимать пальцы, ведь то слишком заметно, примечательно, подло, низко, грязно…Вы грязны, Вы противны, когда трепещете изнутри от  испачканного чем-то её запястья. Отстаньте, мсье, оставьте в покое явившегося к Вам купидона. Мсье, Вы нездоровы.  Вы бредите!» - Жак старательно пытался отвести взгляд или отстраниться, когда девочка сделала шаг к нему, тщетно. Будто бы что-то или кто-то особой, невиданной доселе магией  заставлял его быть недвижимой статуей. Как  только с детских губ («Целовал ли кто-либо эти губы? Или кромсал их в страсти, разрывая, размётывая на алые осколки и трещины? Кто-то  знал ли их вкус в полной мере?») сорвались слова, что юноши – лучшее в её жизни, де Ляфер сглотнул, с  величайшим усилием  упёрся глазами в Поля.
Тот увидел во взгляде подопечного панику, смятение и ещё одно чувство, название которому подобрать оказалось сложнее всего – каше из желания, смущения и полнейшей растерянности. Странно. Второй из них за вечер, находясь в непосредственной близости к девчонке, начинал вести себя абсолютно непривычно, изменяя привычкам и себе. Монти опустил протянутую ранее руку и внимательнее присмотрелся к незнакомке, которая так и не сказала имени: обычная серая мышка, ничего примечательного, выдающегося, способная, разве что, зацепить внимание доходяги или быть «ночной подружкой» на безденежье. Нет, она была очаровательна, мила, только для них этих качеств было не достаточно: пресытившись ласками парижских женщин, невольно ищешь в представительницах противоположенного пола не кротость и  приятный нрав с неловкой наивностью, а пылающую похотливую жажду, неудержимую алчность и пикантный букет Венеры. Вожак отказывался верить, что оба младших члена стаи способны потерять рассудок от её вида: Ромео  один – вполне мог.
Альфа слабо кивнул парню, давая понять, что стоит отойти немного в сторону, держаться поодаль, не переходя проведённую только что морально границу. Раз  он пообещал новой знакомой безопасность, то сам обязан выступать в качестве гаранта.
- Верно, ждать нечего. Они вернуться уже в квартиру, скорее всего, поздней ночью, когда разведают и разберутся  с происшествием.  Надеюсь, они спасут Ваши вещи, если, прошу простить за горькую речь, не смогут помочь тем, кто был с Вами в роковой момент.
Лошадь переминалась с ноги на ногу, не решаясь зафырчать вслух или бить копытами о землю, явно чувствуя превосходство настоящего зверя. Животное ждало, как ожидают поручений начальника тюрьмы её узники. В крупных тёмно-карих глазах сумерки отражались таинственными силуэтами приобретающих дивные и устрашающие формы деревьев.  Буржуа взял поводья, не натягивая, чтобы кобыла шла сама рядом.
- Мадемуазель, не хотите ли вернуться в седло? Вам было бы многим удобнее.- Молодой человек вновь улыбнулся, не обращая ровным счётом никакого внимания на споткнувшегося о камень Жака, который тот час закряхтел и  принялся отряхиваться от пыли, главное, не смотря  на девушку даже украдкой.

-----> Улица Сюрен

Улица Сюрен ===>

Убийца оказался на Аллее Лоншам, проходящей через Булонский лес и ведущей к другим жилым улицам. Темнота сгустилась достаточно, чтобы помочь беглецу скрыться от возможной погони, но безлюдная аллея могла выдать его. Мужчина свернул с дороги в лес, решив срезать путь и укрыться под покровом вековых деревьев.
Он перешёл с бега на быстрый шаг и вскоре снова вышел на оживлённую улицу, смешиваясь с прохожими, но всё же выделяясь среди них – медленно и праздно прогуливающихся по ночному городу.
Фонари зажглись ещё не везде, и большие лиловые сгустки тьмы бродили по улицам, размывая очертания домов и человеческих фигур. Даниэль случайно столкнулся плечом с каким-то встречным мужчиной и услышал недовольное высказывание в свой адрес, но продолжил свой путь, не оборачиваясь.
Ощущение преследования не покидало его. Очень опасно было сейчас идти домой и привести охотников прямо в свой фамильный особняк. Поэтому барон нырнул в первое попавшееся на пути питейное заведение. Неприметное кафе было подходящим местом, чтобы переждать некоторое время.
Мрачное освещение, тяжёлый прокуренный воздух, смешанный с множеством пищевых запахов, впитавшийся в многочисленные массивные деревянные поверхности. Стандартная для подобных заведений обстановка. Несколько посетителей.
Мужчина быстро оглядел всех присутствующих и не увидел никого, кто мог бы представлять для него здесь опасность. Он выбрал столик в глубине зала, заказал фирменное горячее блюдо и бутылку красного вина. Затем направился в туалетную комнату, где более внимательно осмотрел себя и привёл в порядок одежду, сполоснул руки и лицо. Даниэль с досадой заметил, что немного крови всё же попало на его одежду. Ярко-красные капли предательски выделялись на белоснежном манжете рубашки. Он постарался замыть пятно водой, но след от него остался, намертво въевшись в ткань. В висящем над рукомойником зеркале отражалось бледное лицо с неестественно ярко блестящими глазами. В таком виде мужчина мог вызвать ненужные подозрения. Надо было быстрее добраться домой.
Де Монье вышел в зал и вернулся к своему столику. Получив свой заказ, он показательно непринуждённо принялся за еду, хотя совершенно не ощущал голода. Кровь девушки наполняла его желудок приятной тяжестью. Пить кровь людей было не типично для оборотней, но де Монье во время убийства действовал отнюдь не как оборотень, а как человек с затуманенным разумом. Он был непредсказуем в своих действиях и даже сам не знал, как именно поступит с жертвой в следующий раз.
Неторопливо пережёвывая жёсткое, плохо приготовленное мясо, барон наблюдал за входящими в заведение людьми, чтобы исключить возможность слежки. Молодого человека, который так стремительно бросился за ним в погоню, узнать не составило бы труда.
Как бы случайно, Даниэль пролил несколько капель вина на пятно, оставшееся от крови. Рубашка была окончательно испорчена, но зато возникало меньше подозрений.
Де Монье провёл в кафе около часа и решил, что этого времени вполне достаточно, чтобы опасность преследования миновала. Он расплатился и покинул заведение, нырнув в плотную влажную темноту наступившей, наконец, ночи.
Пройдя по ночным улицам, он почти добрался до своего дома, призрачное очертание крыши которого уже выделялось на фоне ночного неба над верхушками деревьев соседнего с де Монье поместья, когда вдруг услышал позади себя звук осторожных шагов и резко обернулся. Вглядевшись в темноту, оборотень никого не увидел. Но, разыгравшаяся так не к стати паранойя, заставила его быстро перемахнуть через забор соседского поместья.

===> чужое поместье

Отредактировано Daniel (2013-05-29 15:06:18)