Гостиная --->

Вскоре Марсель остался один в комнате. Пребывая еще в растерянности, Марсель все-таки решил прилечь на кровать, в попытке забыться сном. Он прекрасно понимал, что без помощи ему ни в чем не разобраться, даже в том, как он оказался в этом совершено незнакомом месте.
Наконец усталость взяла свое и глаза сами собой закрылись. И Марсель провалился в тяжелый сон. Сначала его накрыла темнота, без сновидений. В этом вакууме было тихо и спокойно настолько, что просыпаться совершенно не хотелось. Казалось что, если он откроет глаза, то это будет самой большой его ошибкой. Но вскоре тихий и спокойный сон развеялся, и перед мальчишкой встала, какая то смутная картинка.

Сначала смутно был виден, какой то дом, видимо мальчишка был далеко, поэтому то и плохо видел его. Недолго думая Марсель сделал один шаг навстречу, как тут же оказался уже в комнате Новое место он узнал хорошо, это была его спальня. От понимания этого, по всему телу разлилось тепло. Может быть, он сейчас не спит? А до этого был сон? Улыбнувшись и облегченно вздохнув, мальчик решил выйти из комнаты, так как хотел увидеть своего дядю. Складывалось такое впечатление, что он его целый век не видел. Открывая дверь, и быстро покидая комнату, Марсель направился в гостиную, совершенно не замечая слуг, которые как всегда суетились, хлопотали. Марселю было не до них. Дойдя до гостиной, Марсель  схватился за ручку комнаты и открыл дверь.
- Дядя..
Только он радостно позвал родственника, как тут же все вокруг закружилось, словно ускоряя происходящее, и перед глазами Марсель увидел большого зверя. Тот рычал на него, скалясь окровавленной пастью, и не спеша направлялся ему на встречу.  Очень медленно, словно зверь хотел продлить удовольствие, помучать Марселя. А сам мальчишка же стоял на месте как прикованный. Ноги не слушали его, хотя он и понимал, что нужно бежать. Но в голове был вопрос, почему же прислуга так спокойна? Почему никто не бьет тревогу и не бежит, куда глаза глядят? Пока Марсель пытался понять, в чем дело, зверь оказался очень рядом и был готов для прыжка. Парень зажмурился и снова открыл глаза. Стоило открыть глаза, как Марсель встретился с взглядом хищника. Он успел понять лишь одно – у того странные глаза, прежде чем зверь сделал следующий ход. А хищник, собрав всю силу, прыгнул на мальчишку, впиваясь клыками в шею и сбивая мальчишку с ног. Марсель закричал, падая на холодный пол.

И тут же резко просыпаясь. Горло болело, видимо кричал он все-таки в реальности. Еще не отойдя от кошмара, Марсель ощупал свое горло. Но  не почувствовал боли.
-Это был всего лишь сон..просто сон..
Но мальчишку до сих пор потряхивало от кошмара. Поднявшись с дивана, он прошел к окну, пытаясь вспомнить детально сон. Естественно больше засыпать ему не хотелось, да и кажется, он достаточно долго проспал.

--->Гостиная комната

Если бы Реми медлил, остался бы ещё на какие-то жалкие секунды в душащих в прямом смысле объятьях руки оборотня, то, вполне вероятно, был бы дважды мёртв за единственные сутки «ночной» жизни, открывшейся ему после знакомства с вампирами и прочей нечистью в «Бешенном Кролике». Художник не различал одних детей тьмы от других, что его коробило не меньше, может и больше, чем судьба близких родственников: друзей у Депре не было никогда, если рассматривать его существование (зовётся ли подобное достойной жизнью? Да, он побывал в разных городах и странах, только цели были тривиальны, а главным преступлением – принятие обыденного и серого за нечто глобальное.) от периода младенчества и детства до настоящего времени; у него были  временные наставники, коллеги, те, с кем приходилось общаться. Назвать Андреа другом -  не льстить и не унижать, слишком далеко от правды. Никто и никогда не учил революционера азам приспособления к выживанию на подпольной политической арене или без гроша в кармане проживанию в городе, где приходилось тратиться ещё и на маскировку, встречи со связными. Он всегда был предоставлен себе, как только губы оторвались от груди кормилицы: отец был занят делами, брат – учёбой, ибо воспитание старшего всегда важнее дел второго сына, младшие дети – практически не разговаривали, постоянно находясь вдвоём, словно стремясь скрыться от мира. Иногда Реми казалось, что Эжени и Аншель чувствовали конец мсье де Депре, знали, что стоит быть дальше от подобных бумаг и интриг, в которых погряз родитель, заведомо смирились с позицией святой простоты и отстранённости. Они были похожи на маленьких мудрых ангелов, сбежавших из Эдема и возвратившихся обратно с полным осознанием грязи и пошлости мира. Будущий масон украдкой наблюдал за ними по воскресеньям в храме, забывая изредка о надлежащем поведении на проповеди и повторении молитв. Сейчас Депре не хватало их предчувствия опасности, пусть оно начинало зарождаться: теперь он улавливал напряжённые ноты и скорую расправу над собой, именно поэтому неосознанно убегал.
Когда ему было семь лет, он так же инстинктивно бежал вместе с мальчишкой – племянником компаньона их сводной кузины – Грегори, пока их выставленные вперёд ладони не упёрлись в оградительную стену Пер Лашез. Близилась ночь, смеркалось, улица Шаронн наполнялась серым, крадущимся метр за метром туманом, прохожих не было по какому-то странному стечению обстоятельств, вдали чьи-то каблуки постукивали по мостовой…Их сердца уходили в пятки, зубы стучали, а когда появился чёрный силуэт, дети испуганно вжались в стену. Им чудилось, что сзади к ним потянутся руки мертвецов Пер Лашеза, а этот человек – не человек вовсе. Реми тогда закусил губу, второй же – заградил его от загадочного призрака, намереваясь защитить ценой жизни. Конечно, за Грегори всего лишь явился его гувернёр, не более того, но маленький Депре был очарован знакомым, неожиданно показавшимся ему красивее, взрослее, лучше в этих отблесках фонарей и окутавшей, как одеяло, сизой дымке. Но Реми никогда не любил людей в иной грани, чем любят красивые улицы или книги с удивительным сюжетом. Даже родственные связи носили для него скорее характер долга, чем привязанности.
Он не имел ни малейшего представления о Любви, которую лелеял и о которой якобы мечтал, представляя всепрощающую Мадонну с её бледными лёгкими руками и нежными взглядами, даруемыми ради блага и душевного равновесия. Реми не мог испытывать ничего, кроме придуманного собой же: наконец, стало ясно, что он никогда не испытывал эмоций в истинном значении данного слова. Поэт программировал и моделировал ситуации, вспоминал возможные реакции других людей и воспроизводил их, совмещая, изменяя, подгоняя под момент, но первым делом всегда запускался процесс логический. Он боялся – потому что принято бояться смерти. Он верил – потому что принято быть католиком и верить в Бога. Он любил сестру – потому что мораль обязывает любить единственных и осиротевших. Все банально. Поэзия его – расчёт рифмы и слов, наиболее чётко и ясно отражающих мысленную конструкцию. Образы в голове – построение картинки  из совмещённых информационных потоков.
Распахнув дверь, молодой человек ожидал увидеть кого угодно, чем мальчишку. Вернее, его ровесника, однако изнеженного и ухоженного, что было видно даже на бледном лице. Видимо, юноша недавно попал в переделку, откуда его вытащили из лап смерти волоком, но облик, как отражение индивидуальности, остался.
Неизвестно, кто из них испугался больше, кто был больше удивлён. Реми замер, как дикая кошка, осматривая пытливым взглядом блондина, не решаясь нарушить вакуум комнаты, зайдя в неё, посему просто стоял на пороге.
- Я? Был…был собой недавно.
Ответы на грани логики и нелогичного: ни капли правды и ни доли лжи. Революционер всё же сделал пару наступательных шагов, оттесняя оппонента в сторону кровати, с которой тот поднялся не так давно. Из-за использования новых сил (не имело значения, как они призывались – сознательно или нет) где-то внутри зарождался новый призыв  - голод, убивший бродягу на улице, жаждущий жертв, кровавых и бесконечных жертв. В эту секунду Депре подумал, что никогда не сможет перекрыть в себе жар и дикое желание, возникающее при виде крови. Тем, кто не был вампиром, никогда не понять, насколько это чувство отлично от обычного, человеческого голода, пусть и зовётся омонимичным понятием. Кровопийца испытывает настоящую страсть по отношению к  теплу, току внутри человека, к каждой клеточке, наполненной алой жидкостью, к каждому запаху, рождённому этим теплом…Мысли уходят стремительно на задний план, буквально чувствуется, как наливаются огнём зрачки и ирисы, как ждут наготове клыки, чтобы быстрее вонзиться в податливую плоть чьей-нибудь шеи. Исчезает мораль. Исчезает сознание. Появляется древний демон. Зверь. Вырывается небывалая алчность, жадность и неописуемая страсть, которой достойны лишь лучшие любовники планеты. Тот, кто когда-либо испытывал страсть вампира и остался живым, не смогут забыть или отрицать факт невообразимого восторга, ими полученного: дело не в боли и страхе или возможном мазохизме, а в физическом ощущении либидо жителя ночи, его эго хищника.
Но Реми ещё не был настолько голоден. Пока что масон прислушивался к обострившемуся обонянию, слуху, желая уйти прочь от Луи. Мальчишка не имел значения.
- Он скоро будет тут.
Внезапно в воспалённом мозге всполохнула идея. Художник оказывается за спиной незнакомца, схватив практически женские запястья, заломив руки сверстника назад, нагнувшись к его шее, защекотав прохладным дыханием:
- Вы поможете мне, мсье…
Дурманом ворвался в ноздри аромат живого существа. Вампир еле сдерживался, закатывая глаза и проведя кончиком языка влажную дорожку по оголённой шее, ровно по бьющейся жилке. Звук сердца блондина грел душу, манил, звал. Заныли призывно клыки, намечавшие уже место укуса. Реми понимал, что совершает ошибку. Ему до боли захотелось уйти прочь от тела, вырваться из него, как было в момент смерти, когда дух его покидал тленное начало. Если бы можно было сравнить поэтическим образом, то юноша напоминал бы Прометея, прикованного к скале, где бы в роли камней выступала плоть. Кандалы постепенно расходились и лопались. Ещё немного, и он вырвется прочь.

Марсель так и продолжил стоять на одном месте, даже не делая попыток отступить. Хотя разум и пытался подать сигналы о опасной ситуации. Но он просто не мог сдвинуться с места, удивленно глядя на незнакомца перед собой.  Что тому было нужно? Возможно, спрятаться, но от кого? От хозяина сего дома? Марсель так и не нашел ни на один вопрос ответа. Да и ответ, на недавно заданный вопрос, так же поставил в тупик Марселя.
«что бы это могло значить? Что он имеет ввиду под «был»?»
Всего через пару минут незнакомец сделал несколько шагов вглубь комнаты, тем самым заставляя Марселя отступить от него на пару шагов назад.
-Кто будет?
Переспросил Марсель, удивленно спрашивая незнакомца, в то же время вновь отступая назад и мысленно гадая, что может быть оружием. Но незнакомец оказался быстрее и в считанные секунды оказался за спиной. Одновременно с этим, Марсеь услышал знакомый голос, но было поздно. Когда незнакомец схвати руку Марселя и заломил назад, парень вскрикнул, так как это не было приятным ощущением.
Вот теперь ситуация полностью вышла из под контроля. Марсель буквально кожей ощущал опасность исходящую от парня позади. Холод обжег кожу блондина, а после Марсель почувствовал касание языка четко там, где располагалась артерия. По коже пробежал озноб, но не из-за страха. Марсель испытывал чувство де жавю, будто что-то подобное происходило перед ним. Он уже не слышал  мужчину, в это время память услужливо подкинула часть забытых воспоминаний. Марсель не мог даже пошевелиться, так как вдруг вспомнил чей-то оскал, а после был укус, в руку, кажется. И тут Марсель запаниковал, желая убраться подальше от незнакомца, потому как уже не понимал, что творится. Он слышал Луи, тот пытался помочь, но страх сковал все сознание Марселя, отчего он не понимал происходящего. В памяти вновь и вновь всплывали жуткие отрывки из забытого прошлого, точнее лишь чудовище, большой волк с окровавленной пастью. Парень дернулся вперед, желая вырваться из захвата и плевать на то, что он может сломать руку.
-Отпусти
Громко произнес парень, чувствуя как на место страху и панике, приходит ярость. Ярость неизвестно откуда взявшаяся. Он злился, кажется на все, на незнакомца, который крепко держал его в захвате, на себя, за то что не смог дать отпора. Злость была настолько всепоглощающей, что Марсель буквально растворялся в ней.
И видимо именно злость дали толчок к пробуждению, так как укус оборотня не прошел незамеченным. Внезапно что-то начало меняться в парне и тот не понимал, что именно.Но в голове засела мысль, что так оно и надо, отчего он и не сопротивлялся перевоплощению. А тем временем кости меняли свою форму, с человеческой на волчью. Все тело вдруг пронзило болью, словно тысяча ржавых гвоздей вбивали в него разом. Марсель не выдержал и закричал, правда крик уже не был похож на нормальный человеческий. тем временем тело увеличивалось и обрастало шерстью. Собрав все силы, воспользовавшись моментом, парень оттолкнулся от незнакомца, наконец, вырываясь из хватки. Но он тут же упал на четвереньки, так как прямо стоять уже не мог. Вместо рук были лапы,  он перекинулся полностью в оборотня. Все вокруг поменялось. Перед Луи и вампиром уже не было Марселя, а стоял довольно увесистый белый волк.
Он скреб когтями о пол, все еще поглощённый страхом и злостью. Сейчас Марсель стал истинным зверем, так как отдался весь инстинктам, выключая разум.  Волк оскалился, нервно размахивая хвостом и прижав уши к голове, верный признак готовности напасть. Волк сделал первые шаги, рыча на предполагаемую жертву, на того кто недавно его пытался укусить.

Отредактировано Marsel Ardant (2012-09-30 23:59:43)

Все покинули комнату, все, кроме его самому. Слышал ли он слова Луи, или слова незнакомца? Вряд ли, сейчас в голове парня была такая суматоха, что и собственные то мысли были не слышны. Марсель сейчас действовал практически на одних инстинктах , хотя где то далеко в сознании еще едва слушался отклик человека, благодаря которому, он еще не кинулся на присутствующих. 
Прошло время и в комнате стало пусто, Луи покинул спальню вместе с незнакомцем. В этот момент вся логика, тот самый тихий голосок исчез, оставляя только ненависть и злобу, что все это время копилась в волке. Все что копилось, весь сгусток эмоций , достались мебели, подушкам и вообще всем вещам в комнате. Ох, с каким усердием и по истине животным наслаждением, Марсель рвал ткани, сейчас у него не было понятия "плохо" или "хорошо", он не понимал этого просто. После такого, вот бурного выплескивания негатива, волк наконец начал утихать и Марсель расслабился, шумно выдохнув он запрыгнул на кровать и уютно устроился на  порванном матрасе. Сил больше не осталось, даже на то, чтобы подняться и убраться из этого дома. Глаза как то сами собой закрылись, погружая сознание в глубокий сон. 

-->Гостиная
Волк бесконечно ошибался, если позволял себе мысль о благополучном душевном состоянии  Реми. Масон не помнил, каким он был, казалось бы, прошлым утром: влюблённым во Францию, романтиком в духе начала века, ничуть не уступающим героям классической литературы, нет, приключенческих романов о преданных псах  Людовика XV; его всегда манило волшебство, представлявшееся отличной сказкой — для детей она была мягкой притчей о любви и дружбе, для взрослых магия становилась путём воплощения любой мечты . Неопытный мальчик, заражённый максимализмом юношества, с умом амбициозного  мужчины. Ум, которому трудно уместиться в тесной коробке, обострённые чувства, гипертрофированные эмоции, выскальзывающие прочь в пространство вокруг, ввергая их создателя в тихое смятение наедине с самим собой. Реми ни разу за день не взглянул в зеркало; какое благо, что они не попадались на пути. Серебряная поверхность под стеклом грозила встречей с незнакомцем: опухшие веки бледно-белые, с лёгкими рисунками серо-синих венок, тонких, иссушенных, кожа-мел юнцов  Пьетро делла Веккиа, красивые ресницы и одухотворённость нежного ангелочка Боттичелли и тёмные, опечаленные глаза с картин Розальбы Каррьеры, чужие, неузнаваемые, контрастирующие. В них больше не было пьяного задора, полученного то ли от коньяка, то ли от опиума, то ли по жизни таких.  Богатое воображение и развитая логика — первое его проклятье, не дающее смириться, отбросить сомнения или не думать. Секрет успеха и спокойной жизни в практичной позиции: не думай, если мысли поглощают тебя, ибо они подобны Змию, а цепкие их пальцы — на руках, тянущихся из недр земли, кромешной тьмы Ада. Знание — удел Дьявола, не зря Люцифер получил прозвище Великого Экспериментатора, Учёного. Знать и думать — истинные враги человека, врождённые, внутренние и оттого более страшные.
- Есть ли Дьявол нечто материальное? Тела дал нам именно он, любимый ангел Господень, но мы осуждаем друг друга жаждой нематериальной — власть есть чувство, мера, но никак не то, что можно обхватить в объятья, сжать или попробовать на вкус. Имеем ли мы право...осуждать Дьявола? - Депре шёл по этому коридору впервые, в прошлый раз он переместился в спальню мгновенно и понятия не имел, как сюда добраться иначе. К слову, как снова пересечь пространство при помощи мысли, он тоже не знал. Тогда это вышло случайно. - Ты ошибаешься, Луи. Волки, поговорим  о canis lupus, никаких сверхъестественных сородичей затрагивать не станем, воспитывают человеческих детей, верны своей паре...Они благородны и не питают лишней агрессии, как ты выразился. Дело в человеческой натуре. Главные злодеи земли — те, кого принято считать жертвами. В философии примеры парадоксов часты, например, у Сократа. Почему? Парадокс — это идея, самосуть нас. Жертва! Мы, люди, называем себя жертвами со времён Ноя и его сыновей. От сотворения...Во всех канонах первой проскользнёт мысль о жертве, после — о человеке как агрессоре. Я спрашиваю тебя, имеем ли мы право обвинять во всё этом Дьявола? Люцифер, согласно Писанию, дал тело, но душу -  вложил Господь. Таким образом, с присущей  нашей мысли лёгкостью, мы можем обозначить главным виновником бед Его. Богохульство, право? Что ж, тут ровно столько же богохульного и приземлённого, как и в первом заявлении.
Ещё одним неозвученным парадоксом был их диалог — девятнадцатилетный юноша укорял, поучал оборотня, прожившего в несколько раз дольше него. Свет от канделябра смягчил уставшие черты  вампира, сделав его человечнее, теперь  Реми выдавал только запах новообращённого. Вещи остались в прихожей на полу рядом с креслом, Депре решил вернуться за ними позже. На бардак в комнате он не обратил ни малейшего внимания, будучи привыкшим к полнейшему погрому в собственной квартире: обстановка мало отличалась от разбросанных тут и там бумаг с записями и зарисовками. Марсель, имени которого художник  пока не знал, выглядел соблазнительно-очаровательно.
При первой встрече обстоятельства не позволили насладиться сполна видом.  Мальчик, маленький мальчишка с совершенно гладкими щеками и шеей, лишенными намёка на мужскую щетину (сам Реми этим уже похвастать подобным не мог:  небольшой намёк на оную приходилось с лица убирать – на подбородке, правда, новая ипостась избавила его от бритья на добрую сотню лет, если он их проживёт), младше Депре или его ровесник; определить возраст было трудно, масон выглядел старше своих лет, а лежащий оборотень – младше.  Этот небольшой диссонанс производил двоякое впечатление.
Вампиру вдруг показалось жизненно необходимым прикоснуться к тёплому лицу спящего парнишки. Он осторожно сел на край кровати и потянулся к вожделенному объекту, не страшась волка внутри незнакомца, который часа два назад пытался растерзать кровопийцу. Не замечая, игнорируя присутствие Луи на корню, юноша склонился к уху нагого ангела и вдохнул запах жизни, пьянящий достаточно, чтобы глаза приобрели вишнёвый оттенок. Пальцы очертили контуры личика, остановившись на пухлых губах, будто тактильный контакт в тысячи раз усиливал блаженство от лицезрения спящей красоты. Поза Реми была непринуждённой, максимально расслабленной: он сидел в пол-оборота, выставив ногу в сторону, буквально растянувшись на ложе рядом с новообращённым оборотнем.  Тёмный шоколад с вишнёвым ликёром и невесомое белоснежное безе -  десерты кухни Гронота могли бы покорить любого гурмана!
Депре хотелось припасть к шее Марселя, надорвать тонкую кожу с белым пушком, запустить под неё язык, ощущая горячую плоть и бегущую кровь, срывая назойливую «обёртку» дальше, прямо языком, сил этой мышцы  хватит, чтобы рвать эпидермис, подцепить клыком жилку, которая будет выше, разодрать, зализывая место преступления, не давая пролиться ни единой капли драгоценного нектара, держа пальцами подбородок до хруста челюсти, чтобы ЧУВСТВОВАТЬ в руке скелет,  олицетворяющий стойкость в борьбе за  выживание;  лечь, накрыв своим телом, тоже нагим, отбирая и прикосновением торсов, ног тепло, льющееся в рот непрерывным потоком, прожать  средним пальцем правой руки грудную клетку, меж рёбер,  целясь в бьющееся сердце, насадить его на последнюю фалангу, чтобы знать, каково это, как оно будет биться вокруг ногтя последние пару ударов…каково будет ласково опустить его уже не дрожащие нежные веки?