Клубы тумана, поднимавшиеся ранним утром из низин Марэ, все гуще опутывали роскошные поместья, окружавшие вампиров. Тлеющие фонари исчезли в рассветной дымке, будто бы и не было в них ранее света. Сквозь марево не слышались шаги и звуки; даже лай собак затих, как будто поглотился в ватный ком. Улица словно погрузилась в молочную тишину.
Слова, произнесенные Николя в радостном ажиотаже, то ли ранили, а то ли слегка парализовали действия Сореля. Молодой вампир заметил, как смутился скрипач, как он отвернулся на мгновение, пряча взгляд в густых черных ресницах. Мужчина даже отпрянул чуть в сторону, боясь коснуться его более, чем это было возможно. Но Жильбер намеренно подходил к нему ближе и плотнее, сжимая в руках трость, прикасаясь к его плечу своим, чтоб лучше слышать оправдывающийся шепот. Вслушивался в звучание знакомого низкого голоса, пронимавшего порой до самых пят. Мягкий тембр Жюльена был, как и ранее, волнительным. Его голос был нежен, как прежде, а эти томные слова - такие же, как и при каждой встрече: «дружочек», «бутончик», «мой мальчик», «мон петит»... Они всегда парализовали парня, такие незначимые порой, но все же и проникали желанно в самую глубь души тореадора-поэта. И вот сейчас опять. Не устоять... но разговор продолжался.
По слухам и рассказам они с Исааком знали, что мужчина не может более играть на скрипке, но это не умаляло его желания быть с ними. Продолжать! Предложить идти вместе в новый театр, и кем угодно. Пусть костюмером, пусть актером, который будет вести вторую роль сидящего на троне короля, пусть ударять по треугольнику хрустальным звоном, сопровождая пение солисток. Да все равно кем, но не отпустить на ту стезю, на темную сторону Тореадоров - никогда! Не допустить слияния с гедонистами-сатанистами. Нет! Это только его скрипач-виртуоз, его любвеобильный «аманте», это его упрямый дерзкий воздыхатель, и никогда Жильбер не отдаст его талант и преданность клану в скользкие наслаждения нелюдей.
После всех этих мыслей он тут же протянул руку и погладил, стараясь не сдавить, восстанавливающее свои функции поврежденное предплечье, умоляя Сореля своим чистым взглядом, почти полным ядовитых слез ревности и отчаянием потерять сейчас ту тоненькую связь, которая была у них почти столетие.
- Не волнуйтесь, Жюльен, не стоит от меня так тщательно скрывать испуг и неудобство. Не смущайтесь меня сейчас, незачем. Что даст вам то, что отречетесь, во имя призрачного наслаждения будто бы личной жизнью, расписанной, как по нотам ложным счастьем и собственным удовлетворением, которое отталкивает от внешних дел, затмевая разум, пусть даже вампирам, таким как мы. Но разве в этом наше предназначение? В том, чтобы, будучи великими, уйти за теми, кто сегодня с вами всего лишь на один из вечеров?
Одумайтесь, о мой несносный лжец...
В голове вдруг пронеслись образы увиденных им разнузданных молодчиков из кабаре «Черный Кот». Готовых отдаться этой ночью за пару бокалов вина и ради восхищенной речи «ценителя» намного старше по годам, коей он их заманчиво сдабривал и раззадоривал. Как же они смотрели на него, как впитывали этот низкий голос, становясь мерзкими «шлюхами», разверзнутыми и доступными для наслаждений! Как покачивали перстами в такт своим, гнусаво читающимся мерзким, дешевым стишкам, сложенным после капли абсента, и как смотрели смазливыми подведенными глазами на его Жюльена. На его, и только его, скрипача!
Но нет! Никогда не подтолкнет он его в лапы распутства и идиотизма, позволяя выпивать просто так их мерзкие тела!
Пусть он всегда избегал встречи и потешных речей этого вампира, пусть надменно проходил мимо его шуток и намеренных четверостиший, обращенных к его личности. Но сейчас Николя ощутил, как тонко пахнет в этом тумане желание к нему. Как тянет вновь быть лишь его кумиром. Еще чуть-чуть, и губы Сореля уже соприкоснутся с его подбородком, дотронутся до мертвенно-бледной ароматной кожи. Вот целая и невредимая рука того чуть тронула нашейный платок, сминая лишь меж двух перстов промокший от тумана шелк, а взгляд Жюльена, темнее темного, прошелся по песочным глазам, уводя в грезы и поглощая разум. Он словно заставлял некой силой смотреть в омуты своих сливовых глаз, и слушать только его шепот. Сейчас. О, нет - то было заклинание.
Немой указ идти к нему, видеть лишь его смутные черты лица, отслеживать змеистость его влажных курчавых волос, опутывающих приятное строгое лицо, смотреть на плотные губы, чувствовать, как его кончик носа уже коснулся щеки, - все более усиливалось притяжение. И вот перед ним уже не актер с увечьем - вместо него прекрасноликий Демон. И пусть не молод, как большинство из клана, но все так же красив и статен, как и ранее.
Пред вами я сейчас бессилен, мой воздыхатель. Какой же очаровывающей магией владеете, что делаете вы... мой старый друг?
Дрожь пробежала от коленок и выше, заставив напрячься каждым мускулом, да и просто выдохнуть прямо в волевое лицо мужчины-скрипача то признание, что уже давно вертелось на языке у Жильбера. Без грусти и без сожаления, но слишком нежно.
- Ваше увечье нам известно. Простите, мсье Жюльен, но слухи, они плодятся и роятся словно мухи, насколько можно верить им? Я понимаю, что новый путь ваш, избранный в счет обстоятельств, ничуть не хуже прежнего. Но дайте только срок! Все ваши новые картины, написанные начинающим мастером кисти и полотна, я рассмотрю. Составлю даже вам пару в приключениях мирских, чтобы ускорить заживление кисти той руки, которую так тщательно скрываете в кармане сюртука, - ведь лишь она серьезно пострадала?
Но все-таки, Жюльен, я вас прошу - переговорите с Исааком. Вы очень нам нужны, о, милый, нежный аманте...
Перейдя на томную речь, Николя, прикрыв глаза, расслабленно шептал уже прямо по курчавому виску дышащего в его шею вампира, который был настолько близко, что ноги их соединились... не дав отступать ни тому, ни иному в сторону.
- Чем мне еще уверить вас в том и убедить?
Трость упала из руки, стукнула с тихим гулом и, прокатившись по истертой мокрой брусчатке, исчезла где-то в белесой туманности.
Отредактировано Gilbert (2012-02-16 22:47:54)
