Блёклый свет стремительно убывающей луны был единственным освещением на всю улицу, но Леон, как прокажённый, жался от него в глубь узкого, две собаки рядом не пройдут, проёма между двумя домами. Прислонившись худеньким плечом к остывшей после дневного солнца стене, он невидящим взглядом уставился через дорогу на одиноко стоящий неработающий фонарь.

Откуда-то сзади, из тёмной глубины проёма, доносились поистине отвратительные запахи, и совершенно не хотелось думать, что же там на самом деле находится - обычная помойка или незапланированное кладбище. Вонь была резкой и нестерпимой, но Леон уже даже не морщился, черты лица окаменели, веки смежались медленно, с явной неохотой, будто под пыткой, и с энтузиазмом чугунной плиты поднимались, ссохшиеся губы являли собой тонкую посеревшую полоску и казались сросшимися, сшитыми, как у мертвецов перед обрядом. Некогда огненно-рыжий цвет волос ныне и при свете дня выглядел даже не столько коричневым, сколько цвета засохшей грязи. А возможно таки эта самая грязь имела место быть вместо волос.

Рядом, судя по всему, была таверна, или бордель, что более вероятно. Впрочем, из того места, где волей судьбы расположился Леон, не было слышно ни звука, или же он просто предпочитал не слышать пьяный хохот достопочтенных джентльменов и довольный визг истинных леди. Но тем лучше, что запахов оттуда тоже не чувствовалось - зловоние из загадочного "откуда-то сзади", доносимое до атрофированных нюхательных рецепторов, перекрывало любые другие.

Желудок, похоже, уже просто устал напоминать о себе, слабо сокращаясь и поедая самого себя, прилипая стенками к сгорбленному позвоночнику.

Не то, чтобы некогда рыжий паренёк уже ничего не чувствовал - чувствовал, и ещё как, но если бы он ещё и признал это, а ещё хуже - пошевелился, то точно упал бы замертво. Холодный лунный луч неуверенно коснулся растрёпанных волос, подобрался к оставлявшей желать лучшего одежде и попытался отразиться в потухших глазах. Мальчик моргнул. Луна почти с облегчением блеснула в увлажнившихся белках.

Сам Леон уже ничего не замечал - ни приглушённой ругани, ни острых запахов, ни слабых попыток единственного источника освещения пробудить его от коматоза. Для него течение времени почти остановилось.

Верно, именно этим объясняется то, что он совершенно не обратил внимания на распахнувшуюся дверь таверны и вывалившуюся оттуда группу в составе четырёх человек, одну половину из которой составлял прекрасный пол, другую - дубовый. Во всяком случае один из них был если не в дуб, то в ивушку. Повиснув на хрупких плечах нежных барышень, он что-то проорал и пополз в сторону, противоположную от надёжного укрытия Леона. Второй дуб, державшийся вполне как ясень, лишь покачал вслед головой, развернувшись в другом направлении.

- Вот кретин! Сам же затащил, сам напился и уполз... Гад ползучий! - сокрушался мужчина. - Хорош вечер, ничего не скажешь. Ну я тебе это ещё припомню, юбочник! Боже милостивый. что за вонь!

Незнакомец повернулся в сторону предполагаемого источника своего неудовольствия и если не отшатнулся в ужасе, то вздрогнул точно. Тело, а по-другому Леона сейчас точно назвать было нельзя, не подавало признаков жизни, даже груди вздымалась слишком медленно, чтобы заметить, и незнакомец справедливо подумал, что характерное благоухание исходило именно от него.

- Ну и какого дьявола оно тут лежит?

Незнакомец сердился, пока ещё не совсем понятно, на что. Между тем Леон томно моргнул, глубоко вздохнув, заставив мужчину в ужасе всё таки подпрыгнуть.

- Святая... Чёрт, живой!

Понаблюдав ещё несколько секунд и дождавшись повторного смежения век от "тела", незадачливый прохожий таки решился сделать пару пробных шагов. Мальчик не соизволил отреагировать вообще, чем, несомненно, вызвал только заинтересованность. Мужчина осмелел и подобрался к нему совсем близко, почти нависнув. Тёмные - столь поздним вечером уже не различим цвет - глаза изучали тонкую фигурку в ободранных запылившихся одеждах, прошлись взглядом от гладкого лба и слабо дрожащих ресниц до бледных щёк и серых губ. Вглядывался до такой степени, что даже полутруп не мог больше игнорировать.

- Эй, малыш, давай, ты отсюда уйдёшь? Это не самое лучшее место для ночлега.

Мужчина определённо издевался. Это была та мысль, которой совершенно не нужно было появляться в пустой, как собор в понедельник, голове. Взгляд Леона стал осмысленным, сверкнув во мраке звериным блеском. Он встретился взглядом с незнакомцем и внезапно закашлялся. Кашлял он долго и с чувством, пока отползал подальше от злополучного проёма, и в один прекрасный момент его очаровательный нос ввиду слабости локтей встретил каменную мостовую в самом страстном из поцелуев.

- Я... Где я?..

Голос был глух и слаб, и, набравшись достаточно сил, Леон мысленно проклял себя за это.

- А тебе это так важно, малыш?

- Нет... В самом деле нет, мсье.

Мужчина осторожно приподнял его и прислонил к стене подальше от злополучного проёма. В левое плечо почти упирались ступени дома, и мальчик прислонился внезапно запульсировавшим виском к прохладному камню. Из носа побежала горячая струйка, и он с удивлением накрыл её пальцами. В неверном свете проступили бардовые пятна, Леон в ужасе попытался отшатнуться от собственной руки, из-за чего только стукнулся затылком и вызвал смех мужчины.

- Тише, тише, ну что ты такой нервный? Погоди, не шевелись.

Подбородка коснулась тёплая рука, во второй оказался платок, которым незнакомец осторожно вытирал лицо, а после вложил его в окровавленную кисть мальчишки, прислоняя к носу, чтобы сам держал. Рыжий в ответ только непонимающе смотрел, совершенно не сопротивляясь.

- Ну и как ты здесь оказался, лохматый? - в подтверждение своих слов мужчина растрепал и так в неидеальном порядке лежащие (висящие) волосы.

"Определённо издевается."

- Не имею понятия... - слабо, но сердито отозвался Леон.

- В таком случае, откуда ты?

- Вы ещё спросите, какое сегодня число, сударь. Клянусь крестом Иисуса, я не ел три дня и меня не интересует ничего, кроме жареной курицы!

Мужчина с чувством расхохотался, откинув голову назад. В его нынешнем положении - на коленях перед мальчишкой - это выглядело несколько дико и странно, но он не мог ничего с собой поделать.

- А ты забавный. Знаешь, мне сегодня совершенно испортили вечер, но кажется ещё не всё потеряно. Тот урод обещал мне шикарную ночь, а сам напился и уполз с куртизанками, и если ты мне его заменишь, будет тебе не только курица, но и гарнир с соусом.

Дикий взгляд голодных карих глаз сменился заинтересованным, впился в лицо ухмыляющегося мужчины, ждал подтверждения.

- Правда?..

Леон отнял платок от лица, благо, кровь больше не шла, широко раскрытые глаза выжидающе смотрели на своего спасителя снизу вверх, прикушенная нижняя губа приобрела более здоровый цвет. Если бы кто-то увидел подобного невинного соблазнителя, то тоже бы не отказался от своих слов. Мужчина поднялся на ноги, покровительственным взглядом окинув собеседника.

- Чистейшая правда! Ну что, идём? Тебя предстоит привести в надлежащий вид, малыш. К слову, как тебя зовут?

Бог, определённо, это не мог быть никто другой, кроме Бога, протягивал сейчас ему руку и обещал что-то поистине райское. В карих глазах блеснула влага.

- Леон, мсье! Моё имя Леон.

Мальчик уцепился за руку незнакомца, без усилий поставившего его на ноги одним движением. И он знал, что сделает сейчас для него всё. Это же Бог. И хотя Леон никогда не был религиозен, сейчас он понимал и принимал то состояние, тот экстаз, который испытывали церковные фанатики. Ведь Он обещает всё то, о чём только мечтаешь, и совершенно точно это исполнит, в этом просто нет никаких сомнений.

- Идём, Леон.

И ты готов последовать за ним куда угодно. Как делал это сейчас рыжий, ведомый одной лишь единственной фразой. Ну же!..

С намёком на продолжение.