[NIC]Галина Григорьевна Истерина[/NIC][STA]зимняя забава[/STA][AVA]http://kinogo.net/uploads/posts/2013-06/1371041032_ochen.plohaya.uchilka.1.jpg[/AVA]Сегодня Галина встала заметно раньше, не доспав положенные ей полтора часа. Слишком громко лаял соседский ребёнок. Она жила на окраине города в одноэтажном  пятиквартирном домике, старом, как мир, в котором ей было привычно обитать и мыслить.  Окна квартир выходили на одну сторону дома, был общий коридор, подъезд с покосившимся козырьком и дверью, отставленной к стене. Подъезд беззубо улыбался оторванными почтовыми ящиками.  Сегодня утром ребёнок в пять утра лупасил по найденной кастрюле воющей игрушкой и лаял, пока его родители, празднующие новоселье, боролись с последним гостем. Галина не выспалась уже несколько лет. Она жила по замкнутому кругу:  открывала глаза в шесть тридцать, умывалась, заплетала непременно две длинных тёмных косы, пила молоко, перекусывала бутербродом с сервелатом, слушая однопрограммный радиоприёмник, одевалась, шла в детский сад, встречала детей, проводила день в обязанностях,  в шесть вечера прощалась с подругой Илиной, заходила по пути в продуктовый магазин, дома включала телевизор КВН, брала книгу (затёртый томик Бронте потерял за последний год две страницы, отвалившиеся от измученного клееного переплёта), читала, не вникая в смысл, представляла английское побережье, выключала телевизор, наскоро варила бульон, ужинала, мыла посуду, принимала душ, ложилась в кровать и подолгу смотрела в потолок, пока усталость не брала верх. Её жизнь казалась (и была) всегда никчёмной. Пустой. Из года в год. Двадцать шесть раз после окончания техникума.  Педагогический стаж, детские улыбки. Это только в первые несколько лет от них тепло.
С припухшими мешками под глазами Галина прошла мимо спящего охранника, отметив, что он небрежен и невероятно бесполезен – входи не хочу. Её сапожки тридцать шестого размера постукивали каблучками по кафелю на крыльце и в холле.  Праздничное настроение, воспроизведённое воспитанниками при помощи косо вырезанных бумажных ёлочек и конфет, не позволило себе дерзости заразить женщину. 
- Утра, - бесцветно резюмировала она, входя в кабинет. Утро добрым не бывает.
Илина уже пришла. Фраза была направлена к ней. Дети, притащенные услужливыми родителями, клевали раскрасневшимися на морозе носами, заваливались набок, пока с них стаскивали дутые сапоги или валенки. «Сколько сегодня? Двенадцать в группе шестой, в пятой – тринадцать. Десять всего болеют. Остаются девять снежнолис и шесть храбрых зайцебелок.»
- Илиночка, ты позвонила тому своему знакомому, который сыграть должен на празднике жизни? Явно гад какой или пьянь! Михалыч, сердобольный человек, - присутствие детей не позволяло ей выразиться менее культурно, - нажрался и кемарит, кабы они с   т в о и м не решили вдвоём.
Говоря, она прижала руку чуть выше живота, но ниже груди, словно хотела вжать дыхание обратно. Истерина созерцала детей с непонятным холодным огнём в глазах – как от нарисованного камина Папы Карло.