Не сказать, что это было последней каплей, у Гая не бывало последних капель, он либо злился, либо нет. Сейчас он злился: из-за этой дерзости, из-за глупой надежды на то, что теперь у него есть человек, способный противостоять силе, которой невозможно противостоять в принципе. Он бы, наверное, просто отбрил блондинистого мальчишку и забрал свое, но вот лисенок сам нарвался. Первое правило, которое Гай заставил вызубрить - как ему казалось до этого момента, на всю жизнь и самым верным способом – гласило: "Никогда не пытайся мериться силами с другим лисом". Ни-ког-да. Судя по всему, за эти полгода Ноэль забыл значение этого слова.
Золото мерцало, отражаясь в черном омуте глаз мужчины, омуте, который ни на мгновение не отрывался от его хрупкой фигуры, пока парень, как лев в клетке, бродил по комнате, старательно пряча глаза.
- Когда вы приехали в Париж? Откуда: из Европы или более варварских стран? Как давно вхожи в высший свет: год, два, чуть больше? Молодой человек, на вашем месте я в ближайшее время постарался бы возобновить занятия в той школе "аристократизма", из которой вы столь легкомысленно сбежали, манеры не прививаются насильственно за несколько лет. Поверьте, Вам будет полезно дослушать уроки, - Гай наконец-то перевел взгляд на блондина, словно только сейчас заметив его присутствие, - Прежде, чем пытаться учить кого-то тому, в чем сами еще не до конца сведущи.
Он сделал несколько шагов по направлению к собеседникам, снова обращая взгляд на Ноэля, шаги легким шелестом разнеслись по комнате, напоминая прогулку в осеннем лесу. Равнодушие сменилось холодной жестокостью, в темном взгляде не было ничего: в нем нельзя было прочесть ни строчки из мыслей и фантазий, что роились сейчас в этой отчасти сумасшедшей голове.
- Но знаете, жизнь, на мой взгляд, лучшая школа из всех возможных. Вы хотите имя, Вы правы, стоит помнить имена учителей, которые помогли Вам с пробелами в образовании. Меня зовут Гай Ричардсон, и думаю, за время урока вы не забудете это имя...
Взгляд изменился резко, из черного в оранжевый, настолько яркий, что он мог спорить с самым ярким огнем на свете. Еще мгновение назад два черных омута смотрели в глаза Ноэля, позволяя ему менять реальность вокруг, затуманивая очертания его лица, комнаты, цели, ровно настолько, чтобы парень поверил в то, что у него в самом деле что-то может получиться. А потом, где-то между гулкими ударами сердца и этой вспышкой в глазах мужчины, все изменилось.
Гай смотрел в глаза Франсуа не моргая, даже не дыша, обволакивая его тягучим медом своего звериного взгляда, вожделением и теплым воском практически ледяных пальцев, которые едва заметно коснулись его щеки у виска. Он не гипнотизировал, нет, все было немного тоньше, он вплетал себя в его планы, в эту игру, что невольно прервал, добавляя в нее краски похоти, нестерпимого желания, азарта испытать нечто новое. Вторая рука так и лежала в кармане плаща, он не смотрел больше на Ноэля, он знал, что уйти тот не сможет: не в его правилах было отказываться от того, что сейчас так явно наполняло комнату. Только ни один из них еще не мог знать, что именно собирался сделать этот озлобленный мужчина с ними, как и за что решил наказать.